«Белый лебедь»… Во всей России не было арестанта, который не содрогнулся бы от этих двух слов. Все знали про то, что творилось на этой тюрьме. О ней ходило множество историй, одна страшнее другой.
На очереди был Ермак. Связанного, но не сломленного, его внесли во двор тюрьмы. С этого момента вора в законе не стало. Был просто осужденный по такой-то статье.
Ермак отказывался есть – его кормили насильно. Он отказывался работать – его сажали в карцер. Оставалось единственное средство, способное усмирить его гордыню. Это была камера, где сидело пятеро таких же воров в законе, как он сам.
Начальником пермской тюрьмы был Царев Иннокентий Петрович. Подчиненные между собой называли его Царем, заключенные – Иудой. Пройдя путь от прапорщика до полковника, он решил создать своеобразную фабрику по ликвидации воров в законе. И добивался этого всеми возможными и невозможными способами. За это он получал премии и поощрения от вышестоящего начальства, и это еще больше подстегивало его на самые изощренные действия. Воров в законе сажали в одну камеру. Все они были равны и в одинаковой степени признаны воровским сообществом, но каждый из них помнил о том, что ни один из законников не может даже замахнуться на другого, такого же, как он. Однако, оказавшись в замкнутом пространстве, они с трудом выносили друг друга. Раздражение очень быстро перерастало в откровенную ненависть, и частенько кого-нибудь выносили из камеры с раздробленным черепом. Секрет был прост: каждый день требовалось убирать в камере и выносить парашу. Но достаточно было притронуться к ней, чтобы потерять величие законного вора. Слух о бесчестии молнией разносился по всем пересылкам и лагерям. Пребывание воров в одной камере напоминало опыт с крысами, когда в клетке остается одна, самая сильная. А потом сильнейших опять сажают вместе, и снова остается только одна.
Вот в такую тюрьму и попал Ермак. Он прошел перековку по полной программе. Целый год сидел в одиночной камере. Был не раз бит. А когда его поместили в одну камеру с законниками, оставался верен своим воровским принципам. Он видел, как на его глазах один за другим падают идолы, те, на кого он всегда старался равняться. Один хотел покоя, другой желал свежего воздуха, третий помышлял о свободе. Он видел, как плакали опущенные воры, как они выносили парашу. Ермак дал себе слово, что лучше умрет, чем притронется к пропахшему мочой ведру.