Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, был белый потолок, на котором дрожал солнечный луч. Скосил взгляд в сторону и с радостью обнаружил большое, забранное решеткой окно. Четыре шконки, две из них пустые. На третьей кто-то неподвижно лежал, повернувшись лицом к серой, местами облупившейся стенке. Рядом со шконками – тумбочка без ручки. И всюду специфический запах лекарств, бинтовых повязок, хлорки и человеческого пота. Запах больницы.

«Видимо, мусора меня хорошо отделали, раз я оказался здесь», – подумал я и прислушался к своим ощущениям. Немного болела левая почка, каждый вздох отдавался тупой болью в противоположном боку. Грудь была стянута тугой повязкой. Видимо, были сломаны ребра. Остальное, кажется, находилось в норме. Сначала я попробовал пошевелить кончиками лежащих вдоль туловища рук. Получилось. Затем – ног. Тоже. Подвигал челюстью из стороны в сторону. Порядок. Провел рукой по паху. Все цело – не болит. Медленно вытянул руки из-под укрывавшей меня простыни и попробовал согнуть их в локтях. И сразу отбитые вертухаями плечи, шея и спина взорвались болью. Лицо свое я видеть не мог, но чувствовал, что оно не пострадало. А вот тело…

– Очухался, Самсон? – услышал я голос справа от себя.

Медленно, стараясь не делать резких движений, я повернул голову. В глазах поплыли круги, и мне пришлось несколько секунд подождать, пока картинка снова восстановится. Когда наконец сознание прояснилось, я увидел лежащего рядом с собой старика. Его лицо мне кого-то напоминало, но вот вспомнить точно кого, у меня не было сил.

– Да вроде бы как, – ответил я и повалился головой на подушку.

– Не ошибся в тебе Ермак. Да и мне ты сразу приглянулся. Помнишь нашу первую встречу в транзитке? Подарок мой, надеюсь, не потерял?

«Тихон!» – мелькнуло у меня в голове, и я, несмотря на боль, повернулся к нему всем телом. Прошло не так много времени с нашей первой встречи, но Тихон почему-то сильно изменился. Его некогда свежее лицо покрылось болезненной худобой и приобрело серый оттенок. Увидев мою растерянность, он предупредил мой вопрос:

– Туберкулез, Самсон. Последняя стадия. – А потом, отвернувшись к окну, добавил: – Ничего не изменишь. Каждому свое.

Мне показалось, что эти слова он произнес скорее для самого себя, нежели для меня. Наступила неловкая пауза, но, тут же спохватившись, Тихон повернулся и уже как ни в чем не бывало сказал:

– Ты большое дело сделал, Самсон. После того как ты покалечил этих отморозков из пресс-хаты, им больше не жить.

– Я что, кого-то из них убил?!

– Да нет. Они все живы, – поняв мое беспокойство, успокоил меня вор в законе. – Просто мы раньше не могли до них дотянуться, чтобы спросить как полагается за все их гадские поступки. А теперь их раскидали по хатам, и каждого ждет этап на зону. А там уже дело времени. Мы отписали по всем зонам, так что им нигде не спрятаться, – объяснил вор.

Я не нашелся, что ответить, и просто понимающе кивнул головой.

– Кроме того, я уже отослал Ермаку маляву, чтобы поблагодарить его за достойного преемника.

Вспомнив, как меня метелили последние несколько дней и что мне пришлось пережить, я только изобразил слабое подобие улыбки. Где-то в душе я понимал, что сейчас, находясь рядом с вором в законе, могу хоть на какое-то время расслабиться и ни о чем не думать.

– Ты не переживай, Самсон. Больше тебя здесь никто не тронет. Слово даю. Да и менты уже поняли, что ломать тебя бесполезно. Сейчас подлечат тебя, и пойдешь на зону. Ты прошел то, что не многим удается пройти, – многозначительно закончил свою речь вор в законе, и эти слова подействовали на меня лучше всякого лекарства.

Уже через месяц я ушел на зону строгого режима, где мне сразу предложили стать смотрящим, так как тамошнего смотрящего отправляли на крытый режим. Больше кандидатур не выдвигалось, потому что вслед за мной пришла воровская малява, где черным по белому было написано о моих заслугах. Да и тюремная почта всегда работает без перерывов и выходных…

* * *

Написание письма так увлекло меня, что я терял чувство времени. Вот и сейчас, когда я решил передохнуть, то заметил, что за окном уже начинался рассвет. Так как сегодня меня ждали важные дела, я решил немного поспать.

Проснулся я от того, что меня будил шнырь.

– Самсон, вставай. Поверка уже через пять минут начнется.

Нехотя я поднялся со шконки и пошел на пересчет.

После того как мой отряд был посчитан, ко мне подошел Матрос.

– Здорово, Самсон.

– И тебе не хворать, Матрос, – без особой радости ответил я.

Больше всего в тюремной системе меня убивали поверки. Да. Именно они. Не БУРы, не кичи, а поверки. В любую погоду ты должен был выйти на плац и стоять там больше часа, ожидая, пока посчитают всю зону, в которой численность сидельцев иногда достигала двух, а то и трех тысяч человек. Вот и сегодня, выйдя из барака, я увидел, что начал накрапывать мелкий противный дождь. За время поверки он только усилился.