Самсон. О жизни, о себе, о воле.

– Как всегда – половина ваших, половина наших, без этого никуда, вы же сами понимаете. Если будут одни красные, то они начнут прижимать мужиков, а если одни наши, то не будет никакой работы, – схитрил я, показывая, что готов идти на компромисс.

– В общем, дело не простое, надо подумать. Приходи завтра. Если будет положительный результат, то обсудим детали, а если нет, то и не о чем будет разговаривать.

– Договорились, – бросил я, поднимаясь с места.

Стоило только мне выйти из ДПНК и пройти с десяток метров, как ко мне подскочил Граф:

– Ну как, Самсон, договорился?

Этот нездоровый интерес со стороны смотрящего за общаком меня несколько покоробил, но я не подал виду.

– Результат будет завтра.

– Ну а сам как думаешь, прокатит наша задумка?

– Проверь, сколько в общаке денег, и подумай, сколько можно будет оттуда дернуть на развитие твоего бизнеса, если все решится положительно, – вместо ответа сказал я Графу.

– Да деньги найдем, Самсон, не переживай, – обрадовался смотрящий.

– Ты только вчера говорил мне, что с деньгами напряг, а сейчас говоришь, что найдешь, – я остановился на полпути к бараку.

– Ну, ради такого дела можно и напрячься, – стушевался Граф, понимая, что ляпнул не то.

– Ладно, доживем до завтра, а там видно будет.

На следующий день прямо с поверки меня пригласил к себе Кацуба.

– Ну что, Самсон, обдумали мы твою просьбу – и решили пойти тебе навстречу. Но только ты должен понимать, что если там случится что-то из ряда вон выходящее, ты первый, кто будет за все это отвечать. Идет?

– Что вы имеете в виду?

– Поножовщина, к примеру, или, скажем, побег.

– Такого не будет – обещаю.

– Ну, тогда по рукам, партнер, – неожиданно для меня он протянул мне свою сильную руку.

Не задумываясь, я ответил на рукопожатие.

Через неделю цех начал работать. Все это время, пока мы с Графом занимались проблемами цеха, мое письмо сыну лежало в тумбочке. Но вот, наконец, когда дела более-менее утряслись и наладились, я решил продолжить…

«Мордовская зона, где мне первый раз пришлось стать положенцем, была «заморожена наглухо». Администрация из кожи вон лезла, чтобы установить свои порядки и не дать блатным и законникам завладеть положением в зоне. Смотрящего, который был до меня, очень долго держали по карцерам, не давая ему возможности наводить свои порядки. В конце концов, за какую-то незначительную драку его быстренько определили на крытую. Скорее всего, и со мной поступили бы так же, но на мое счастье, или везение, в зоне сменился хозяин. Не скажу, что на место старого начальника пришел приверженец воровских идей. Нет. Просто это был человек, который сумел найти с арестантами общий язык. До сих пор удивляюсь, как он смог дослужиться до начальника колонии. Обычно на эти места попадали настоящие деспоты, которые готовы были сделать все, чтобы попытаться искоренить воровскую масть…»

* * *

В тот день, когда братва оказала мне доверие и я стал смотрящим, хозяин самолично, без всякой свиты, пришел к нам в барак. Сев напротив меня на шконку, он серьезно так спросил:

– Как жить будем, Самсон? По понятиям или по-человечески?

Вопрос был не из простых. Я понимал, что начальник пришел сюда не для того, чтобы показать, кто здесь хозяин, а решить, как мы с ним будем делить зону.

– По человеческим понятиям, – после недолгой паузы ответил я.

– Это как? – На лице хозяина появилось неподдельное удивление.

– Это когда законы одного не мешают жить другому.

– Но тогда в зоне будет полный бардак, если каждый будет жить по своим, только ему известным законам, – попытался возмутиться хозяин.

– Никакого бардака не будет. Бардак означает хаос, анархию, а это не нужно ни вам, ни тем более нам, – я посмотрел на сидящее вокруг свое окружение.

– Тогда ты можешь мне обещать, что в зоне будет порядок? – закинул удочку начальник зоны, заглядывая мне в глаза.

– Тебе, начальник, я ничего обещать не буду. Устанавливать порядки в зоне – это твое дело. А мое – толковать понятия, так что будем делать каждый свое дело.

– Я здесь человек новый и поэтому прошу хотя бы первое время не устраивать в зоне никаких провокаций или бунтов.

– Я же сказал, что ничего обещать не буду; поживем, посмотрим, – отрезал я.