Самурай

– Не отставай! – уже издали рявкнул Толька, когда Утомаро, наконец-то, собрался. Нетрудно было заметить, что он попросту был измотан дорогой и только из гордости не подавал вида. Шёл он тяжело и заметно прихрамывал.

– Никто его в лес не тянул, – уже в слух размышлял Толька, шагая по продавленной гусеницами вездехода колее. Мандрус не подвёл и сдержал слово, пробив просеку в высоченных зарослях рябинолистника, густой травы, поднимавшейся выше человеческого роста. Не будь этой колеи, не пройти бы им и за неделю всего оставшегося пути до Кулёмной. Он делал частые остановки, чтобы японец догонял его, давал ему отдышаться от затяжного подъёма.

…– Какой к чёрту медведь. Не загнулся бы в лесу, – бурчал себе под нос Толька. Он заметил, что его попутчик очень мало ел, а в тайге при больших переходах это недопустимо.

Впереди были самые изматывающие километры. Какие-нибудь двадцать с небольшим, но они были последними. Думал ли идущий позади об охоте или медведе, Толька не знал. Подобно роботу, он ставил подошвы на дорогу и шёл вперёд. По левую руку оставался позади огромный горный узел, прозванный местными охотниками Ходарами, и название это было как нельзя кстати.

Начался подъём. То и дело попадались старые деляны, уже успевшие зарасти молодым густым подлеском. У одной из них Толька резко остановился и пнул сапогом чёрную кучу, оставленную кем-то прямо посреди гусеничной колеи. Этой был медвежий помёт, ещё свежий. Как будто зверь только что слез с горшка.

Толька потянул носом воздух и поднял ладонь, предупреждая японца знаком. Увидев впервые Тольку озадаченным, тот остановился, приоткрыл рот и, медленно сняв дробовик, щёлкнул предохранителем.

Толька что-то слышал. Жестом останавливая попутчика, он пошёл вперёд, разглядывая следы.

Неожиданно зашумел орешник, в нём что-то рявкнуло, и через мгновение на дорогу вылетел секач. Его огромная клинообразная фигура торпедой пронеслась мимо и с треском исчезла в заросшей мелким кустарником низине. Зверь был так близко, что Толька уловил его резкий запах. Всё произошло так быстро, что Толька не успел даже как следует выматериться. Через несколько мгновений вновь зашумело, и на дорогу выскочил медведь. Его огромное взлохмаченное тело словно дышало. Высокая чёрная холка то вставала дыбом, то вдруг становилась гладкой, словно по ней пробегала волна. Зверь остановился. Увидев чужих на своей тропе, он вдруг пригнул к земле свою огромную голову, уставив на людей две точки немигающих глаза. Он стал втягивать носом воздух, издавая при этом неприятное шипение. В этот момент Толька оказался между двух огней. Оценивая своё незавидное положение, он растерялся.

Вместо того, чтобы всадить в медведя заряд или хотя бы взять его на мушку, японец встал к зверю боком, словно собрался давать дёру, и взял дробовик наперевес. Лицо его вдруг стало белым. Глаза замерли, словно окаменели. Ни один мускул на его лице не дрогнул, пока шло непредвиденное знакомство.

– Стреляй же! – зашипел Толька через плечо, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. И в этот момент, когда днище у него готово было разойтись по швам и весь дух – выйти вон, медведь вдруг резко и громко выдохнул носом и в один прыжок исчез в чаще.

Минуту Толька собирался с духом, пытаясь вспомнить, как шевелить частями тела, но потом с рёвом набросился на японца, неотрывно смотревшего в то место, куда скрылся косолапый. Пока Толька разорялся, осыпая того отборной бранью, японец восхищённо качал головой и словно не слышал брани в свой адрес. Потом он значительно осмотрел Толькину фигуру, едва заметно улыбнулся и, сжав пальцы в кулак, постучал по затылку и чётко произнёс:

– Тыква!

От неожиданности Толька опустил бесполезные руки и обомлел.

–Это кто ж тебя надоумил? Не Мандрус ли?

Он так и остался стоять на дороге с отвисшей челюстью. Одно сказанное слово перевесило всё его красноречие и угрозы. Ещё долго в голове держались картины минувшей драмы, и оборачиваясь назад, разглядывая фигуру своего попутчика, на лице которого всё ещё сохранялось впечатление от произошедшего, Толька понимал, что для него это уже не просто случайный попутчик, а товарищ, равный по духу, пусть непонятный, но не лишённый храбрости и здравомыслия. Поступи он как-то иначе, стрельни чего доброго в зверя, то несдобровать бы Толе после этого.

Наконец и подъём остался позади. Пустой рюкзак уже не мешал ходьбе. Потянулся такой же монотонный затяжной спуск по старому зимнику.

– Случись что, – размышлял Толька, – так и пропадёшь, сгинешь в этой глуши. Летом мало кто отваживался проскочить по тайге на колёсах. Разве что на конях. Да кому надо в такую даль задницы седлом натирать. Те, кому надо, предпочитали в объезд, через Биджан.

Для Тольки же эти километры уже сходили за пытку.