Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

– Он погиб, – сообщил Накадзима, – 26 октября, на следующий день после первой атаки камикадзе на американские корабли. На второй день после возвращения с задания по сопровождению первых пяти самолетов-камикадзе Нисидзава сам добровольно вызвался стать камикадзе. «У меня такое чувство, – заявил он мне, – что я скоро умру». Мне это показалось странным, – сказал Накадзима, – но Нисидзава твердил, что у него дурное предчувствие. Ему, мол, осталось жить всего несколько дней. Я не позволил ему лететь. Такой блестящий летчик мог принести своей стране больше пользы, сидя за штурвалом истребителя, а не пикируя на вражеский авианосец, о чем он меня умолял.

Накадзима рассказал, что для пилотирования истребителя Нисидзавы с подвешенной к нему бомбой весом 550 фунтов был выбран пилот 1-го класса Томисаку Кацумата. В одном отношении Нисидзаве повезло: он узнал, что его самолет выполнил задание, которое он рвался выполнить сам. Кацумата рухнул прямо на палубу американского авианосца, взорвав топливные баки готовящихся вылететь самолетов, от чего авианосец превратился в пылающий факел.

В тот же день Нисидзава с несколькими другими летчиками на старом, не имевшем вооружения транспортном самолете «DС-3» вылетел в Кларк-Филд, где они должны были получить несколько истребителей. Транспортный самолет вылетел ранним утром 26 октября из Мабалаката. Больше его никто не видел.

– Могло произойти только одно, – вслух размышлял Накадзима. – Его самолет, по всей видимости, натолкнулся на истребители противника, действовавшие в этом районе. Без вооружения, на старом самолете у него не было шансов уцелеть. Скорее всего, его сбили где-то над Себу. Трудно поверить, Сабуро, что такой выдающийся летчик погиб вот так… оставшись беспомощным, не имея возможности постоять за себя…

Сказать было нечего. Итак, Нисидзава тоже погиб. Дьявол, ставший настоящим бедствием для вражеских самолетов в Лаэ и Рабауле, ушел из жизни, как Сасаи, Ота и многие другие.

– Знаешь, на Филиппинах Нисидзава сражался с еще большим рвением, – сказал Накадзима. – Он даже больше не трудился считать одержанные им победы!

Это было в духе Нисидзавы. Накадзима считал, что он сбил более ста самолетов противника в воздушных боях. Ни я, ни Накадзима, да и никто другой из тех, кто знал его и сражался вместе с ним, не сомневались, что он был самым великим из японских асов, пилотом, равных которому не было. И надо же было так случиться, чтобы он погиб в старом транспортном самолете! Известие о его гибели странным образом повлияло на меня. Я вернулся к себе и взялся за перо. Во всяком случае, думал я, я не умру, не сказав Хацуо то, что так давно мечтал сказать, а она, как мне казалось, хотела услышать.

«Мне снова предстоит участвовать в боях, – писал я. – Отныне мы будем сражаться с многократно превосходящими нас силами. Сегодня я узнал, что мой близкий друг, Хироюси Нисидзава, погиб на Филиппинах. Он был великим летчиком. И уж раз даже его не пощадила смерть, я чувствую, что мне, чьи возможности из-за потери глаза сильно ограничены, вскоре предстоит последовать за ним.

Возможно, это письмо станет моим последним письмом к тебе. Ничего нельзя предугадать, Хацуо. Но я больше не могу откладывать то, что так долго собирался тебе сказать.

В нашей последней беседе ты заявила, что я не в состоянии понять женского сердца. Это не так, Хацуо. Совсем не так.

Помнишь наше детство? Это было прекрасное время, полное радости и веселья. Мы жили, как родные брат и сестра, и даже уже тогда были сильно привязаны друг к другу.

Я очень давно хотел сказать тебе, Хацуо, что ты всегда была самым дорогим для меня человеком на земле. Теперь я понял, что ты моя единственная любовь. Возможно, мне не так следовало сказать тебе об этом, но я знаю, что ты всегда была в моем сердце. Я не понимал этого раньше, но вот уже несколько месяцев я твердо это знаю.

Я давно люблю тебя, Хацуо, люблю глубоко и страстно. Ни словом, ни жестом я не дал тебе этого понять, хотя, наверное, самым трудным для меня было… скрывать свои истинные чувства к тебе. Я люблю тебя. Я так долго ждал, чтобы сказать тебе эти слова! Война возвела между нами непреодолимое препятствие. Я никогда не проявлял своих чувств, мне приходилось хранить их глубоко внутри.

Ведь мы с тобой родственники. И возможно, будет лучше и для меня и для тебя, что нам не суждено пожениться. Но теперь я сказал тебе то, что должен был сказать. Я молюсь лишь обо одном, любовь моя. Живи долго и будь счастлива».

На следующее утро началась серьезная подготовка к предстоящим боям. Летчики бурно выражали свой восторг, наблюдая, как десятки новых, сверкающих свежей краской истребителей приземляются на летном поле, – это были те самые истребители «шиден», которые я совсем недавно испытывал. Летчики радовались, как дети, поднимая свои машины в воздух. Скорость! Четыре пушки! Броня! Невероятно быстрый подъем! Огромная скорость пикирования! Маневренность!