Самвэл

— Он здесь, — ответила невестка. — Пришел совсем рано, ты еще была в церкви. А о чем он должен был распорядиться?

Вопрос остался без ответа.

В это время в комнату впорхнула веселая живая девушка. То и дело оглядывая свое нарядное платье, она подбежала к княгине, остановилась перед ней и восторженно воскликнула:

— Посмотри, мама! Правда, так хорошо?

Это была сестра Меружана. Она наряжалась и убиралась для торжественной встречи брата. Все в доме были погружены в скорбь, одна она радовалась и веселилась. Княгиня взглянула на дочь, и глаза ее налились слезами. Она не нашлась, что ответить. Что сказать ей? Как омрачить горячую любовь, которую питает сестра к брату? Как объяснить ей, что в жизни бывают обстоятельства, которые разверзают пропасть между сестрою и братом, между матерью и сыном? Княжна была уже вполне взрослая девушка, но многие понятия ее были еще младенческими. Она слышала достаточно, ей рассказали обо всем, но она все-таки любила брата. Это была та самая девушка, которую мать Самвела выбрала в невесты сыну, хотя сердце его было отдано княжне Рштунийской.

Шаваспуи (так звали девушку) заметила скорбь на лице матери, припала к ее коленям и прижала дрожащие руки старой княгини к своим горячим губам.

— Мама, мамочка, отчего ты плачешь? — вскричала она. — Не плачь, а то и я заплачу.

— И мы, и мы! — закричали и дети, которые растерянно наблюдали это трогательное зрелище.

Молодая княгиня взяла детей и, еле сдерживая слезы, вышла из зала.

— Иди, доченька, скажи, пусть пригласят городского голову. Мне надо с ним переговорить по очень важному делу. Скажи слугам, что я никого не принимаю. А когда придет священник, пусть проведут ко мне.

Княжна еще раз поцеловала матери обе руки и вышла.

Княгиня осталась одна. Никогда еще ее светлый ум не блуждал, не находя верного пути, в столь беспросветной тьме, как в то утро, никогда еще она не была так беспомощна перед сложностями жизни. Как ни ломала княгиня голову, выхода из положения она не находила. В ней боролись противоречивые материнские чувства. Как принять сына?.. Заблудшего... но дорогого! Допустим, она простит, не доведет до разрыва, уповая, что своим влиянием исправит его, заставит свернуть с гибельного пути. Но простит ли его народ? Может ли народ простить того, кто начал против него открытую войну, чтобы или подчинить своей злой воле или предать мечу? Эти горькие, эти скорбные мысли обуревали княгиню, когда вошел городской голова и, несколько раз поклонившись еще издали, подошел и молча, со смущенным, растерянным лицом, встал перед своей госпожой.

Княгиня несколько раз предложила ему сесть, но глубокий старец, несмотря на преклонный возраст, остался стоять, выражая тем, по старинному обычаю, почтение своей госпоже.

— Как обстоят дела, Гурген? — спросила она.

— Обо всем сделаны распоряжения, сиятельная госпожа, — печально ответил старец. — Все будет так, как ты изволила приказать.

Он начал перечислять и подробностях, как будет проходить встреча Меружана и какие на этот счет сделаны распоряжения.

— Так ты думаешь, Гурген, что беспорядков не будет? — спросила княгиня, не совсем успокоенная отчетом главы города.

— Не только думаю, но и уверен, госпожа. Никаких беспорядков не будет. Горожане очень злы на князя, это верно, но руки на своего господина они не поднимут. В этом я уверен, госпожа, твердо уверен.

При последних словах он несколько раз утвердительно кивнул головой и продолжал:

— Где же священник? Что-то он запаздывает. Проповедь его была, правда, длинновата, но зато страсти совершенно улеглись. Он привел примеры из Евангелия, ссылался на пророков и апостолов. После проповеди народ все не расходился: толпились во дворе и горячо спорили. Святой отец подходил то к одной кучке, то к другой, говорил с людьми, советовал, успокаивал. Другое дело, если бы князь прибыл с персидскими войсками — тогда, что и говорить, горожан не сдержать бы. А теперь он едет всего с горсткой воинов — притом армян.

— Но забывших, что они армяне, — с горечью прервала его княгиня.

Вошел дворцовый иерей.

— Вот и святой отец, — сказал городской голова.

Седовласый, но еще бодрый священнослужитель приблизился и поздоровался.

— Садись, святой отец, — предложила княгиня. Священник сел и тоже начал рассказывать о принятых им мерах.

Молодая княгиня, выйдя с детьми из зала, прошла прямо в свою опочивальню. Из двух ее детей сын был старше, он понимал, что сегодня приезжает отец, помнил и отца, и то, что тот уехал в Персию.

— Мама, — спросил он, обхватив ее за шею, — а отец привезет лошадку?

— Какую лошадку? — с трудом выговорила мать.

— Не знаешь, что ли? Когда он уезжал, я сказал: «Привези лошадку, маленькую лошадку!». Он меня поцеловал и сказал: «Привезу, совсем маленькую привезу. Вот такую». — И ребенок показал рукой, какую именно.

— У нас же много лошадей, сынок.

— Наши большие, совсем-совсем большие, а я хочу маленькую, чтобы сам мог садиться.

— Слуги тебя подсадят.