Самвэл

— Как обычно, подковой, концами к царским шатрам.

— Где держат коней?

— Отогнали пастись, фарсангов на десять в сторону.

— Когда думают сниматься с места?

— Через три дня.

Спарапет задал еще несколько вопросов и получил исчерпывающие ответы. Потом отпустил своих собеседников.

— Идите отдыхать.

Они ушли. Расспросы касались войска Шапуха, а эти двое были заранее тайно засланы в персидский стан разведать, что и как.

Спарапет остался один и снова начал беспокойно ходить вдоль берега. Он знал теперь, где и как расположен вражий стан, знал до последней мелочи, что там делается, и этого было достаточно, чтобы разработать подробный план нападения. Он намеревался этой же ночью неожиданно обрушиться на войско Шапуха. И намерение это было столь же опасным, сколь бесповоротным.

Шапух ушел ни с чем от крепостных стен Артагерса, но спарапет счел недостаточным это позорное поражение царя царей и решил, что персы не должны уйти невредимыми за пределы Армении. Зло, причиненное Шапухом, было столь велико, а поступки его столь оскорбительны для армян, что следовало во что бы ни стало покарать этого изверга. Он обращал в руины земли, по которым проходил, он казнил пленных — со всем этим еще можно было смириться: Армении были не в новинку подобные удары судьбы. Но надругательство над женщинами лучших фамилий страны у развалин Зарехавана нанесло оскорбление чести всей армянской знати. С этим смириться было уже невозможно, особенно после того, что сказала на торжествах в Артагерсе царица Армении: «Нам нет и не может быть покоя, пока не смыт позор, которым покрыл Шапух наших нахараров, выставив их жен и дочерей нагими перед своим войском». Многие из знатных юношей, присутствующих на торжествах, тут же поклялись отомстить Шапуху. Вот почему в отрядах спарапета собрались по преимуществу сыновья армянских нахараров, давшие клятву спасти поруганную честь нахарарства.

Спарапет возглавил это войско, взял с собою несколько полков и двинулся следом за Шапухом. Он не входил в соприкосновение с персидскими полчищами, пока Шапух не разделил свое огромное войско на несколько частей. Одну из них он отдал под начало Меружану Арцруни и Вагану Мамиконяну, другую — своим полководцам Зику и Карену и оставил их всех в Армении — удерживать захваченные земли и покорять новые. Остальное войско он взял с собой и двинулся в Персию. За этим-то войском и следовал по пятам спарапет. Но до самого Тавриза ему не представилось ни подходящего места, ни подходящего времени, чтобы осуществить свой замысел. И вот враг дошел уже до границы. Если армяне и теперь не выполнят своего намерения, можно оставить всякую надежду на успех: Шапух перейдет границу, окажется на своей земле, и все станет гораздо сложнее. Значит, надо воспользоваться именно этой ночью, последней и единственной.

Он все бродил вдоль берега реки и сердито поглядывал на восток. Иисус Навин, герой и полководец Израиля, некогда повелел солнцу не заходить, пока он не кончит битву. А Мушег Мамиконян, герой и полководец Армении, хотел бы повелеть дневному светилу, чтобы оно вообще не исходило, пока не начнется его битва. Время от времени его нетерпеливые взоры обращались на дорогу, которой он пришел. Он смотрел в непроглядную тьму, и в его взволнованном уме стучал один и тот же вопрос: «Что с ними? Где они до сих пор?»

Немного погодя туда, где уже расположились его всадники, подоспело еще несколько конных отрядов. У спарапета отлегло от сердца — он ждал именно их. Но все-таки собрались пока не все, нескольких отрядов все еще недоставало.

Начальник вновь прибывших всадников подошел к спарапету.

— Ну, узнал, что надо? — нетерпеливо спросил он.

— Узнал, — отозвался спарапет.

— Ну и что?

— Все в порядке. Только вот наши что-то задерживаются. Что могло случиться?

— Подойдут, надо полагать. До утра еще далеко.

— Но и отсюда до персидского стана не близко. Пока доберемся, совсем рассветет.

— Тем лучше! По крайней мере, будем видеть, что делаем, и не станем пробираться ощупью, как слепые.

Спарапет усмехнулся, но ночной мрак скрыл от собеседника эту насмешливую улыбку.

— Ты изрядно-таки уверен в себе, Месроп.

— Не изрядно, а совершенно уверен — в моих конниках, Мушег, — отрезал собеседник, невысокий, худощавый юноша.

Это был Месроп Маштоц, человек маленького роста и большого красноречия. Их разговор прервали какие-то странные глухие звуки; непонятно было, откуда они доносились. Оба насторожились.

— Трубы и барабаны, — определил спарапет. — Это со стороны персов.

— Что бы это значило? — спросил Месроп с некоторым беспокойством.

— Это ежедневный утренний обряд, — успокоил его спарапет, — Скоро рассвет, вот они и трубят в трубы и бьют в барабаны, чтобы люди проснулись, встали и приготовились поклоняться восходящему солнцу.

— Вот и прекрасно, пусть встают. А то как-то нехорошо нападать на спящих.

— Это пока первый призывный сигнал. До восхода солнца он повторится еще дважды.