Самвэл

— Побереги себя, Меружан, — взмолился он, схватив князя за руки. — Ты болен, ты очень слаб. Так ты совсем обессилеешь, совсем подорвешь свое здоровье. Побудь в шатре и хоть бы на сегодня доверь войско нам. Ты вконец оскорбишь своих военачальников, если лишишь их возможности проявить себя.

Персидские военачальники тоже стали упрашивать, чтобы он не покидал шатра, и каждый укорял Меружана за то, что он такого невысокого мнения об их возможностях.

— Благодарю вас за ваши заботы и особенно за вашу преданность, — ответил больной, — но я чувствую себя совершенно здоровым. Мои воины так свыклись со мной, что если бы я даже умер, все равно велел бы нести свой гроб перед полками! Это воодушевит их и вселит в них отвагу.

Персидское войско, действительно, пребывало в сильном волнении и смятении: все уже знали, что окружены врагами. Первыми принесли зловещую весть погонщики мулов и других вьючных животных, которые отогнали их пастись подальше от расположения войск. Они заметили, что приближается враг, сразу же собрали свои табуны и со всей возможной поспешностью кинулись назад, к персидскому стану. Солнце тогда еще не взошло, и было совсем темно.

Весть о приближении армянских войск дошла и до пленных, но для них это была не зловещая, а благая весть: она воскресила надежду на спасение. Ликованию и радостным слезам несчастных не было предела. Закованные в цепи, словно дикие звери, они потрясали своими оковами и обращали молящие взоры к небесам, с нетерпением ожидая избавителей, которых они посылают.

В это время появился белый всадник — Меружан. Он, как и прежде, предстал во всем блеске своего величия, его грозное оружие и богатырские доспехи, как и прежде, обличали в нем исполина. Совсем незаметно было, что он болен. Появление полководца вдохнуло уверенность в его воинов и вызвало всеобщее воодушевление. Его любили. Никто из полководцев не награждал за храбрость щедрее, чем он. Князь Арцруни был лучшим другом своих воинов и грозным главою своих войск.

Войско уже было выстроено в полной готовности. Меружан обратился к воинам с краткой речью. Голос его звучал с прежней силой, слова лились, как пламенный призыв кипучего сердца.

— Воины! — сказал он. — До сегодняшнего дня вы всецело оправдали те упования и надежды, которые возлагал на вас наш государь и повелитель, солнцеподобный царь царей, когда с отеческим благословением отправил из Тизбона в Армению. Славным свидетельством вашей храбрости служат неприступные замки и крепости, которыми мы овладели в армянской стране; славным свидетельством вашей храбрости служат могучие города, которые мы сравняли с землей в армянской стране; славным свидетельством вашей храбрости служат бесчисленные пленники и неисчислимые богатства, которые мы везем с собою в Персию. Светлый Ормузд помог нам, и после блестящих побед мы уже собирались вернуться домой, покинув Армению, которая вскоре будет целиком принадлежать нам. Наша армия стояла у самых границ этой страны, и через несколько дней мы должны были двинуться в путь. Но нежданный враг заступил нам дорогу. Нас окружили толпы бешеных горцев. Все наши заслуги, вся наша слава и гордость развеются как дым, если мы не проучим дерзкого противника, не собьем с него спесь. Надеюсь, о доблестные воины, что сегодня, как и всегда, вы докажете, что могучи и непобедимы. Надеюсь, очень надеюсь, что вы проложите себе дорогу по трупам врагов и тем удостоитесь благословения светозарного Ормузда и благоволения царя царей, покорными слугами которого являемся все мы.

— Будь благословен, о пресветлый Ормузд! Слава нашему солнцеподобному государю! — грянуло в ответ.

Итак, в одном войске воодушевляла своих храбрецов мать, в другом — сын. Там готовились освободить пленных, тут готовились угнать их на чужбину. В битву должны были вступить мать и сын. Мать возглавляла самоотверженных сынов Армении, сын возглавлял ее кровавых, беспощадных врагов. Одни поднимали святой крест Иисуса Христа, другие — лучезарное солнце Зороастра. Религия боролась с религией, богатыри — с богатырями.

Хотя Меружан был не слишком лестного мнения о высших персидских военачальниках, таких, как полководец Карен, которые выдвигались скорее благодаря знатности и сословным привилегиям, нежели личным достоинствам, он знал, что среди низших военачальников немало отважных воинов и достойных людей, и на них можно всецело положиться. Главная беда была в другом: стан разбили в таком месте, которое годилось скорее для временной стоянки, чем для возведения каких-либо укреплений. Конечно, и это не обескуражило бы Меружана, однако ему угрожала и другая опасность — в собственном стане. И когда настало время выступать, он распорядился построить войска в оборонительную позицию.

Айр-Мардпет начал настойчиво возражать, что лучше сразу же перейти в наступление и рассеять противника.