Самвэл

Он умолк и снова впал в беспамятство.

Самвел подошел и оглядел при свете факелов бессильно распростертое в крови тело. Он заметил, что кровь течет из памятной ему раны, той самой, которую нанес Меружану на Княжьем острове юный Артавазд. Самвел туго перевязал рану и повернулся к своим воинам:

— Вино осталось у кого-нибудь?

— В моем бурдюке есть немного, — отозвался Юсик.

— Дай сюда.

Юсик подал небольшой бурдюк, перекинутый через плечо: во время битвы верный слуга утолял из него жажду своего господина. Самвел взял бурдюк и начал по капле вливать вино в рот умирающему. Потом обернулся к своим людям:

— Сойдите с коней, прикройте раненого щитами и охраняйте. Чтобы никто не смел подходить к нему, пока я не вернусь!

Приказ был без промедления исполнен.

Самвел вскочил в седло и с частью своих воинов помчался к пурпурному шатру отца.

Умудренный жизнью старик Арбак, неотлучно находившийся при Самвеле, покачал головой при виде подобного великодушия и пробормотал:

— Не понимаю такого милосердия! Как можно оставлять в живых раненого дракона?..

VI ЗАМОК ВОГАКАН

И строили капища во многих местах и принуждали людей принимать маздеизм и детей и родс-твенникое своих отдавали в обучение маздеизму. И тогда один из сыновей Вагана, по имени Самвел, убил... свою мать...

Фавстос Бюзанд

Прошла осень, прошла и суровая армянская зима.

Обширная равнина Тарона снова надела зеленый наряд, и первая ласточка возвестила своим прилетом радостное возвращение весны. Утихли метели, улеглось леденящее дыхание борея; сменивший его сладостный зефир мягко колыхал бархатный ковер долин и струил над землею токи жизни и обновления.

Было первое утро весны.

Замок Вогакан выглядел в тот день особенно привлекательно: крепостные стены и внутренние покои были убраны зелеными ветками с молодыми, клейкими листочками, слуги и служанки надели лучшие одежды, выкрасили волосы и руки хной. Они весело сновали по замку, занятые праздничными приготовлениями. Все дышало глубоким, радующим душу ликованием.

Едва показались первые лучи солнца, грянула музыка и уже лилась не умолкая. Замок Вогакан праздновал приход весны, который вместе с тем возвещал приход нового года по персидскому календарю.

Это был не любезный армянскому сердцу Навасард, армянский Новый год, который справляли ежегодно праздничные толпы в украшенных цветами храмах Аштишата. Это был чужой и чуждый армянам праздник, в его справляли в крепости Мамиконянов впервые.

Это был персидский праздник.

Сколько всего сменилось и переменилось в Вогакане с тех пор, как Самвел покинул замок! Слуг и служанок, оставшихся верными дедовским обрядам и обычаям, уже не было: некоторые ушли сами, других удалила мать Самвела. Новая челядь носила персидское платье, говорила по-персидски и состояла большею частью из персов. Армянские священники уже не имели доступа в замок, и религиозные обряды отправлял персидский жрец. Наставники и даже дядьки, воспитывавшие своих питомцев в духе христианства и христианских добродетелей, были удалены и заменены персидскими жрецами, которые проповедовали заповеди маздеизма. Даже пища и напитки стали теперь иные. Изменилось и убранство покоев и весь уклад жизни: вместо старых патриархальных обычаев царили новые, — персидские, вместо издревле заведенных порядков, прекрасных именно своею благородной простотой, царили персидские излишества и персидская расточительная роскошь.

В замке недоставало и многих из его владельцев. Семья Мушега Мамиконяна переселилась в крепость Ерахани в Тайке. Вдова Вардана Мамиконяна, княгиня Заруи, вместе с детьми тоже находилась в крепости Ерахани. Не было и прекрасной Ормиздухт, мачехи Самвела. Она покинула крепость Вогакан сразу же после отъезда Самвела и вернулась в Персию.

В замке оставалась только родная мать Самвела, княгиня Тачатуи. Она стала теперь полновластной госпожой и повелительницей Вогакана.

В то утро княгиня в одиночестве ходила взад и вперед по парадному залу замка и внимательно, вникая во все подробности, осматривала и проверяла, все ли в порядке. Одежда княгини сияла слепящим блеском золота и каменьев. Сияло и ее красивое лицо. Сестра Меружана обладала столь же счастливой наружностью, что и он, но ей недоставало благородной величавости его облика.

По случаю праздника зал был убран со всею возможной пышностью. Пол устилали самые дорогие ковры, стены были обтянуты парчой и тончайшим шелком, на окнах, в прелестных фаянсовых сосудах, стояли свежие цветы и вечнозеленые растения. Даже сосуды для вина, воды и прохладительных напитков, расставленные на столе, были увиты свежей зеленью. Всюду глаз радовали ростки, побеги, бутоны, всюду улыбались цветы — дары наступившей весны. Зал был опрыскан душистой розовой водой, и в воздухе носились волны дивного аромата.

Чтобы новый год оказался сладким и приятным, были в изобилии приготовлены изысканные сласти, благоухавшие привозными пряностями. Из даров таронской земли на столе стояли в больших, богато украшенных блюдах сушеные фрукты семи перемешанных между собою сортов.