Самвэл

Вряд ли еще хоть одна душа на свете осмелилась бы прямо в лицо, да еще так резко порицать надменного и самолюбивого князя Мамиконяна, и это бы сошло ей с рук. Но Ваган не просто уважал княгиню, он еще и любил ее. Среди всех женщин рода Мамиконянов Амазаспуи особо выделилась высокими добродетелями и умом и пользовалась общей любовью. Но князь заметил, что спор принимает слишком острый характер, оставил без внимания обиду, нанесенную ему родственницей, и сказал:

— Самвел тоже мне не сын, если не пойдет за мною. Но оставим это — мы отвлекаемся от темы. Я говорил о преступлениях Тирана и Аршака только для того, чтобы доказать тебе, что и у меня и у Меружана есть веские причины ненавидеть Аршакидов. Еще более веские причины были у тебя, Амазаспуи, ибо Аршак убил твоего отца. Те же причины были и у твоего мужа, ибо Аршакиды истребили весь его род. Но и ты и твой муж не только остались верны убийцам ваших предков, но еще и защищаете их с непостижимым упорством. Кто их защитник, тот наш враг. И мы будем обходиться с врагами по-вражески! Вот почему я и Меружан разрушили ваши замки и привели тебя сюда пленницей, Амазаспуи.

— Для чего?

— Чтобы твой муж сдался.

— Сам видишь, что из этого вышло: вместо того, чтобы сдаться, он сжигает город Меружана, и мы сейчас окружены морем огня. Что вы выиграли своим варварством, Ваган? Ничего. Зато развязали кровавую междоусобную войну. И эта война будет продолжаться и станет еще ожесточеннее, если вы не свернете со своего пагубного пути. Повторяю еще раз, что уже сказала только что: стараться уничтожить христианскую веру, стараться уничтожить царский престол родного государства — это дело изменников и предателей. Мы не станем — ни я, ни мой муж — пособниками предателей.

— Напрасно ты так думаешь, Амазаспуи. Мы, то есть я и Меружан, действительно оказались бы преступниками, если бы собирались уничтожить веру, как ты говоришь. Но мы стремимся вернуться к нашей древней религии, к любимым богам наших предков. Большая часть нашего народа все еще следует старой вере и отворачивается от христианства. Что нам дало христианство? Только сблизило нас с коварными византийцами и разобщило, рассорило с персами, нашими исконными друзьями и союзниками.

— Подобает ли, Ваган, использовать религию в политических целях и делать ее игрушкою корыстных интересов? Надо переменить веру, чтобы подружиться с персами — переменим, это пустяки... Так, что ли?

— Я ведь еще не кончил, Амазаспуи, ты все время перебиваешь.

— Ну, договаривай...

— Ты ошибаешься и в другом: полагая, что мы хотим уничтожить ваш родной армянский престол. Разве Аршаки-ды наши, разве они родные? Это чужаки, ибо они парфяне, пришельцы из чужой страны. Мы их всего лишь терпели, как терпели и персы, покуда в Персии царствовала та же династия. А теперь там Аршакиды пали, и основано новое, Саса-нидское государство⁸. И теперешние Сасаниды не потерпели бы — и не потерпят — наших христианских Аршакидов. Мы стараемся убрать с дороги этот камень преткновения И мы только теперь обретем своего родного царя, ибо Шапух обещал отдать армянское царство Меружану.

Презрительная улыбка скользнула по лицу княгини. Она покачала головой.

— Как можно верить посулам известного своим вероломством Шапуха? Обольщаться подобными выдумками может только такой безумец, как Меружан! Но оставим это. Однако, если рассуждать как ты, Ваган, и говорить, что Аршакиды — не наши, не родные, ибо они парфяне, пришедшие из чужой страны — тогда никто из нас не будет родным Армении! Мы, Мамиконяны — китайцы, предки твоего любимого Меружана — ассирийцы⁹, и многие нахарарские роды берут начало от чужого корня. Но время всех сделало армянами, и теперь мы говорим на армянском языке, исповедуем армянскую веру и смешали свою кровь с кровью исконных армян. То же случилось и с Аршакидами.

Терпение Вагана иссякло. Он встал и, подойдя к княгине, сказал:

— Ты любишь спорить, Амазаспуи, и вечно споришь со мною, с тех пор, как мы детьми играли в мяч во дворе нашего замка. Вот что я тебе скажу, коротко и ясно. Мы поклялись: христианство должно быть уничтожено, династия Аршакидов должна быть свергнута — без этого не будет мира в нашей стране; Меружан должен стать армянским царем под верховной властью Персии; мы должны объединиться с персами, приняв их религию, дабы наша дружба укрепилась; между нами не должно быть различий в религии.

— Тогда пусть они объединяются с нами! — прервала княгиня. — Пусть они примут христианство — тогда между нами тоже не будет различий в религии.

— Слабые идут за сильными, а не наоборот. Мы слабы, а они могучи.

— Христианство учит, что самый малый — на самом деле самый великий, а самый слабый — самый могучий.

— Это глупость. Слабый — слаб, а сильный — силен. Итак, Амазаспуи, ты пойдешь за нами?

— Никогда!

— Кто не с нами, тот против нас и враг нам.

— А я не считаю себя твоим другом, хоть мы и в близком родстве.

— Кто не с нами, того мы покараем, и кара будет жестокой.

— Куда уж дальше... — она показала на свои оковы.