Самые голубые глаза

— Я рассказала маме, а она — папе, и мы сразу пошли домой, только его уже не было, и мы довольно долго его ждали, а когда папа увидел, как мистер Генри поднимается на крыльцо, то швырнул в него нашим старым трехколесным велосипедом и попал ему прямо в голову, и он свалился с крыльца…

— И умер?

— Да ничего подобного! Встал да как запоет: «Все ближе, Господь мой, к Тебе». И тогда мама стукнула его шваброй и велела ему не пачкать имя Господа своим грязным языком, но он все не умолкал, и папа начал ругаться, и поднялся такой гвалт…

— Ах ты, господи! И вечно я все самое интересное пропускаю!

— И мистер Бафорд выбежал из дома с ружьем, а мама ему сказала, чтобы он лучше пошел куда-нибудь и посидел там тихонько, а папа сказал: «Нет, лучше давай-ка сюда свое ружье!», и мистер Бафорд отдал ему ружье, а мама как закричит, и только тогда мистер Генри наконец заткнулся и бросился бежать, но папа все равно в него выстрелил, и тогда мистер Генри скинул с ног башмаки да как припустил дальше в одних носках… В общем, потом приперлась Розмари и заявила, что теперь нашего папу посадят в тюрьму, и я ее ударила.

— По-настоящему?

— По-настоящему.

— И поэтому мама тебя выпорола?

— Я же тебе сказала: она меня не порола.

— Тогда почему же ты плачешь?

— Когда все уже успокоились, к нам зашла мисс Даньон, а мама с папой все продолжали ругаться и выяснять, кто из них впустил к нам в дом мистера Генри, и мисс Даньон сказала маме, что меня надо отвести к врачу, потому что у меня там может быть все нарушено, и мама снова принялась вопить…

— На тебя?

— Нет. На мисс Даньон.

— Но ты-то почему плакала?

— Я не хочу, чтобы у меня там все было нарушено.

— Что нарушено?

— Сама знаешь. Как у Линии Мажино. У нее там все нарушено. Так мама говорит.

Из глаз Фриды снова потекли слезы. А я представила себе Фриду такой же большой и толстой, как Линия Мажино. Ее тощие ножки как бы сами собой распухли, а на лице появились жирные складки воспаленной кожи. У меня даже в носу защипало от жалости к ней, и я сказала:

— Но, Фрида, ты же можешь делать всякие упражнения и почти ничего не есть. — Она только плечами пожала. — А посмотри на Чайну и Поланд. Они ведь тоже нарушенные, ты же знаешь. Но совсем и не толстые!

— Это потому, что они виски пьют. Мама говорит, что виски их сжирает.

— Ты тоже могла бы пить виски.

— Где это я виски-то возьму?

Мы задумались. Нам точно его никто не продаст; впрочем, денег-то у нас все равно нет. А дома у нас виски сроду не водилось. И где же его взять?

— У Пиколы! — вдруг осенило меня. — Ее отец все время пьяный. Так, может, она и нам сумеет немного виски достать?

— Ты думаешь?

— Ну да! Только Чолли всегда пьяным можно увидеть. А давай у нее спросим? Мы же не обязаны ей рассказывать, для чего нам виски.

— Прямо сейчас?

— Конечно! Чего откладывать.

— А маме мы что скажем?

— Ничего. Просто потихоньку выберемся через дальнюю калитку. По очереди. Чтобы она не заметила.

— Ладно. Тогда ты иди первая, Клодия.

Выйдя из дома через заднюю дверь, мы сумели незаметно добраться до калитки в дальнем конце двора и открыть ее. А потом бегом бросились по переулку.

Пикола жила на противоположном конце Бродвея. Раньше мы никогда к ней домой не ходили, но знали, что живет она в таком сером двухэтажном доме, где внизу раньше был склад, а наверху обычная квартира.

Мы постучались, но на наш стук никто не ответил, и мы двинулись в обход. Подойдя к боковой двери дома, мы услышали, что где-то наверху включено радио и играет музыка, и, подняв глаза, обнаружили у себя над головой, на втором этаже, веранду или балкон со стенками из кривых подгнивших дощечек. И там восседала сама Линия Мажино. Мы только глянули на нее и невольно схватились за руки. Это была целая гора плоти! Она скорее лежала, чем сидела, заполняя собой кресло-качалку. Туфель на ней не было, и обе босые ступни она просунула между планками перил: пальчики у нее были крошечные, как у младенца, а на распухших лодыжках кожа натянута так, что выглядела неестественно гладкой. Ее массивные ножищи, похожие на стволы деревьев, были широко раздвинуты в коленях, и над коленями дряблыми складками нависала внутренняя часть ляжек невероятной толщины, которые смыкались где-то глубоко в тени платья. В ее пухлой, покрытой ямочками руке торчала темно-коричневая бутылка дешевого пива, похожая на чью-то обгоревшую конечность. Линия Мажино посмотрела на нас сквозь перила и негромко задумчиво рыгнула. Но глаза у нее оказались чистыми и прозрачными, как дождевая вода, и я снова вспомнила водопады, которые видела в кино. Ни я, ни Фрида не решались произнести ни слова. Мы обе были уже почти уверены, что видим перед собой недалекое будущее Фриды. Линия Мажино улыбнулась и спросила:

— Вы кого-то ищете?

Мне пришлось первой вытаскивать язык из-за надежно сжатых губ.

— Пиколу. Она ведь здесь живет?

— Угу. Только сейчас ее дома нет. Она к матери на работу пошла, чтобы выстиранное барахло забрать.

— Ага. А скажите, мэм, она скоро вернется?

— Ну, наверное. Ей ведь еще белье на просушку развесить надо, пока солнце не село.

— А…