Самые голубые глаза

Они были уверены и в собственном превосходстве, и в собственных способностях, а потому очень неплохо успевали в школе. Они были изобретательны, аккуратны и энергичны и без малейших сомнений надеялись доказать гипотезу де Гобино[17], что «все цивилизации произрастают из белой расы, и ни одна из них не может существовать без ее помощи, а общество будет по-настоящему великим и процветающим только до тех пор, пока сохранит в себе кровь той благородной группы, которая и явилась его создательницей». А потому они редко оставались без внимания руководства школы, когда требовалось отобрать наиболее способных студентов для учебы за рубежом. Они изучали медицину, юриспруденцию, теологию и регулярно выныривали на поверхность в тех бессильных государственных учреждениях, что были доступны местному населению.

То, что они были взяточниками как в общественной жизни, так и в частной практике, то, что они были развратны и похотливы, менее одаренное цветное население считало законным правом «благородных» и воспринимало чуть ли не с восторгом.

Однако годы шли, и в связи с проявленной беспечностью или неосторожностью кое-кого из братьев Уиткомб семейству стало все труднее сохранять и поддерживать «ген белокожести». Тогда-то они и начали заключать браки между родственниками, далекими и не очень. Хотя в результате этих сомнительных союзов и не было замечено никаких очевидных дурных последствий, но у одной или двух старых дев была диагностирована деменция, а у одного садовника сразу несколько сыновей страдали умственной отсталостью и предрасположенностью к эксцентричным поступкам, да и справляться с ними оказалось достаточно трудно. Но, в общем, на фоне обычного алкоголизма и разврата все это воспринималось как мелочи, недостойные особого внимания.

Вину за упомянутые неприятности возложили на неудачную идею — которую им, разумеется, «подбросил кто-то со стороны», — заключать родственные браки; при этом вопрос о чистоте исходных генов престарелого, превратившегося в полутруп лорда Уиткомба даже не стоял. Они были уверены: им так или иначе выпал счастливый случай. Таких «счастливчиков» было достаточно и в других семьях, но эти оказались особенно опасными, поскольку сумели обрести определенную власть. Один из них стал религиозным фанатиком и даже основал собственную тайную секту; у него было четверо сыновей, и один из них, школьный учитель, славившийся точностью и справедливостью суждений, а также умением сдерживать свое неистовое стремление к насилию, женился на очень милой, хотя и довольно вялой китаянке-полукровке. Увы, тяготы беременности и родов оказались ей не по силам, и она, произведя на свет сына, вскоре умерла, а мальчик, получивший имя Элихью Мика Уиткомб, стал прекрасным подопытным материалом для отца, школьного учителя, который отрабатывал на сыне собственные теории необходимого образования, строгой дисциплины и хорошей жизни. Маленький Элихью старательно запоминал все, что, с точки зрения отца, должен был знать и уметь очень хорошо; лучше всего он овладел тонким искусством самообмана. Читал он жадно и много, но воспринимал прочитанное избирательно, предпочитая те куски чужих произведений и те осколки чужих идей, которые могли поддержать его в том или ином сиюминутном пристрастии. Так, например, он предпочел запомнить, какое оскорбительное насилие совершил Гамлет над Офелией, но практически выбросил из головы любовь Христа к Марии Магдалине; ему нравилось легкомысленное поведение Гамлета, а не серьезные анархистские убеждения Христа. Он замечал едкость Гиббона[18], но не обращал внимания на его толерантность; любовь Отелло к прекрасной Дездемоне заслоняла для него извращенную любовь Яго к Отелло. Более всего он любил Данте, а произведения Достоевского просто терпеть не мог. При всей его открытости лучшим умам западного мира он допускал знакомство лишь с самой узкой их интерпретацией. А на контролируемое насилие со стороны отца отвечал выработкой жестких привычек и мягкого воображения. Отсюда и ненависть к отцу, и восхищение им, не допускавшим ни малейшего намека на беспорядок или распущенность.

Впрочем, в семнадцать лет он встретил свою Беатриче. Она была старше на три года. Очаровательная, часто смеющаяся большеногая девушка, работавшая клерком в китайском универмаге. Ее звали Вельма.