Самые скандальные треугольники русской истории

Детство этой девушки прошло в Пензе, в страшной бедности. Но благодаря родственным связям ей удалось вырваться во Францию, где она сделала блестящую карьеру в модном бизнесе. Ко времени знакомства с Маяковским она была уже не только «лицом», но и «ногами» дома Шанель. Рекламные постеры с ее изображением встречались по всему Парижу.

Маяковский влюбился, и Татьяна ответила ему взаимностью. И целый год, до осени 1929-го он вырывался в Париж при первой возможности. Там он агитировал Яковлеву выйти за него замуж и вернуться на родину. Но девушка была не пустышкой и понимала, что такое Советская Россия. Она поднимала на смех его мечты, его преданность коммунистическому режиму, и он понимал, что Татьяна права. Лиля относилась к его влюбленности в русскую парижанку снисходительно до тех пор, пока Маяковский не допустил главного преступления против их долгого романа, не посвятил Татьяне стихи. Более того, опубликовал в 1928 году «Письмо Татьяне Яковлевой», стараясь вернуться в былую лирическую откровенность.

…Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи…
…Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.

Маяковский давно не писал так о любви. Лиля почувствовала тот самый «переплеск» «Человека» и «Флейты-позвоночника». Но если тогда все было замешано на ревности и трагедии, то теперь чувствовалась тоска о простой любви, доброй, о семье и доме. Все же Владимиру уже тридцать пять лет. Лиле еще больше. Сексуальные отношения между ними должны были рано или поздно кончиться. Но власть над его поэзией не должна была заканчиваться никогда.

…

Нельзя так прямо сказать, что все неприятности последнего года жизни Маяковского — результат глубоко законспирированных происков Лили Брик и ее верного Осипа. Но и нельзя отрицать существования вектора влияния Брики — ОГПУ — Маяковский.

В феврале 1929 года премьера сатирической пьесы Маяковского «Клоп», поставленная Всеволодом Мейерхольдом в своем театре, была холодно встречена и критиками, и зрителями. Примерно через год, в марте 1930-го пьеса «Баня», поставленная там же и тем же режиссером, была вообще освистана. Пьесы, прямо скажем, не шедевры, но Маяковский ожидал лучшей реакции.

Он с высокой производительностью выдавал почти эталонные стихи, включая свою программную и главную с позиций первого пролетарского поэта поэму «Хорошо», написанную к 10 годовщине Октябрьской революции. Его строчки уже при жизни начинали растаскивать на цитаты, а позже на лозунги, украшавшие дома и заводы. «И жизнь хороша, и жить хорошо», «шершавым языком плаката», «читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!», «я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть». Кстати, последняя знаменитая цитата — из стихотворения «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и людях Кузнецка». Когда этого руководителя среднего звена Иулиана Хренова отправили по этапу на Колыму, он до последней возможности хранил при себе томик Маяковского, как индульгенцию от посылки на самые смертельные лагерные работы.

Но поэт осознавал, что исписался. Со своей преданностью строю и коммунистической идеологии он не очень корреспондировался с собственным обеспеченным бытовым положением, частыми поездками за границу, этими чулочками и автомобильчиками для Лилички. Неуживчивость с завистливыми или принципиальными собратьями по перу оставляла ему все меньше друзей. Для удачного запечатления в образе лучшего советского поэта, для памятников и табличек со своим именем, для названий улиц и площадей ему очень неплохо было бы умереть. Умная Лиля это хорошо понимала.

Где-то осенью Маяковский признался Лиле Брик, что твердо намерен жениться на Татьяне Яковлевой и привезти ее в Москву. От сестры муза поэта хорошо знала, что Яковлева переезжать не намерена. Перед Маяковским появилась реальная возможность совершить невероятный поступок — из глашатая советского строя превратиться в эмигранта-невозвращенца. Вряд ли, конечно, он мог на такое решиться. Но Брик решила подстраховаться, особенно после того, как услышала от жены Агранова Валентины, что Володя во Франции уже позволял неодобрительно отзываться о родине. Он как раз делал наброски к антиподу поэмы «Хорошо» — «Плохо».