Используя психологическое преимущество и способность хорошо видеть в темноте, мне с грехом пополам удалось отбить первую атаку. Однако лопата никогда не числилась среди моих любимых боевых инструментов, поэтому вести с профессионалами опасную игру под девизом «Взять живьём!» было излишне самонадеянно. В этом меня окончательно убедила вторая атака могильщиков, из которой я вышел, оставив на поле боя часть правого уха. Вот так реабилитировался душевный парень Дрыгг за вынужденный слюнявый поцелуйчик с головой своего теперь покойного дружка. Поначалу я не заметил потери, поскольку закалённая кромка штыка лопаты была отточена до нечувствительной остроты высококачественного хирургического скальпеля. Лишь немного спустя я ощутил острое жжение, и боль отразилась на лице. Я быстро взял себя в руки, но минутная слабость, вот-вот готовая перейти в сомнение в благополучном исходе боя, не ускользнула от внимания могильщиков.
Дрыгг заметно приободрился, повеселели и двое остальных.
– Бетик, заходи сзади! – начал распоряжаться Дрыгг, стремясь развить скромный успех. – Не дрейфь, чудак, это не гост, а простой эстафетчик! А ты, Коротыш, нападай слева! Целься ему по коленкам!
– Давай, педик, зайди дяде с тыла! – подзадорил я Бетика, готовясь перейти к круговой обороне. Они, бедные, и представить себе не могли, как хорошо умел я её вести. Ведь я держал круговую оборону почти всю сознательную жизнь…
Я мог бы отшвырнуть популярный среди могильщиков шанцевый инструмент и с помощью «спиттлера» легко покончить с командорами ржавых лопат. Но мне хотелось жестоко наказать горе-землекопов и заставить их принять смерть от того самого меча, которым они эту смерть изо дня в день сеяли. Похоже, в пылу сражения они не вспомнили, что в прошлый раз видели у меня пистолет, иначе не наглели бы так.