Самый чувственный год

— Она болела какое-то время. Как ты и сказала, она не хотела поднимать шум. Только когда не смогла скрывать боль, я заставил ее признаться. Она отказалась от лечения. Сказала, что это только продлит дискомфорт, заставит ее чувствовать себя хуже. Она предпочла бы провести последние несколько месяцев на этой земле, притворяясь, что все в порядке. — Он прерывисто вздыхает, а я борюсь с желанием протянуть к нему руку, утешить. Правда, ему не понравится. — Знаешь, я думаю, если бы могла, она бы и мне ничего не рассказала.

Он выглядит таким сломленным, но именно сейчас я вижу человека, которого знала когда-то. И мое сердце болит за него.

— Она была слишком независимой.

— Ты хочешь сказать, слишком упрямой.

— Упрямая, независимая — какая разница. — Я пожимаю плечами и грустно улыбаюсь ему. А потом, поддавшись желанию, накрываю его руку своей и чувствую, как он вздрагивает. Но не вырывается. Я говорю ему со всем чувством, на которое способна: — Она любила тебя.

Он пристально смотрит мне в глаза. По его лицу пробегают тени.

— Похоже, она любила нас обоих.

Разве?

— Наверное.

— Наверное?

Я отвожу глаза. Как объяснить, чтобы он понял? Я вспоминаю ужасный телефонный звонок несколько недель назад, когда мистер Макалистер сообщил мне о ее смерти. Вот так просто. Как гром среди ясного дня.

— Я была так зла, Эдвард. Не тогда, когда узнала о ее смерти. Нет. Я была потрясена. Убита горем. Но когда узнала о ее болезни… Она знала, что умирает… — Я глотаю слезы. — Как она могла лишить меня шанса попрощаться? Почему не хотела, чтобы я вернулась? Я бы пришла! Она должна была это знать.

Он накрывает мою руку своей.

Я снова поднимаю на него глаза.

— Как… как она себя чувствовала?

— Ближе к концу?

Я киваю, он слабо улыбается.

— В ярости.

— В ярости? — Теперь уже я улыбаюсь.

— Она отказывалась верить, отказывалась подчиняться болезни. Но последние две недели она устала. Хотела, чтобы все закончилось.

— И ты был с ней?

— Настолько, насколько это возможно. Вот почему понадобилась вертолетная площадка. Я построил ее, узнав, что она больна. Чтобы добираться до нее быстрее. И чаще.

Я думала, площадка просто способ выделиться, продемонстрировать богатство. Теперь чувствую укол вины за эти мысли.

— Я рада, что ты был у нее.

— Я тоже.

Мы замолкаем, наши взгляды встречаются, настроение в салоне подавленное от общего горя. Я так много хочу сказать. Я так много хочу сделать. Я хочу обнять его, прижать к себе, впитать его боль, как собственную.

— Сэр?

Я вздрагиваю, когда в наушниках раздается голос пилота.

— Мы заходим на посадку.

Эдвард смотрит на меня, я не могу прочитать его взгляд.

— Спасибо, Ангус.

Эдвард убирает руку и отодвигается.

— Тебе стоит полюбоваться видом. Ты никогда не видела Гленробин под таким углом.

Я медленно отворачиваюсь к окну и смотрю на землю под нами, прижав ладонь к груди и успокаивая колотящееся сердце.

— Восхитительно, правда?

Я киваю, замечая, что изменилось, а что осталось прежним. Далеко простирающееся озеро с деревянным причалом, где я впервые встретила Эдварда. Густые леса подчеркивают линию горизонта и тянутся вдоль одного края, поднимаясь в горы. И холмистые поля, где свободно разгуливают животные поместья. И величественный дом, расположенный в самом сердце диких окрестностей.

Замок Гленробин во всей его суровой красоте.

— Он еще более захватывающий, чем я помню.

— И теперь это наполовину твое.

Я слышу недовольство в его голосе, чувствую его. Это не должно принадлежать мне.

Я смотрю вдоль лужайки на огромное здание в стиле шато с башенками-перечницами, сплошь из гранита и сланца неправильной формы. Здесь царит атмосфера готической сказки, и, если бы я когда-то давным-давно не обитала здесь, было бы трудно поверить в существование этой мифической красоты. Не говоря уже о том, чтобы осознать, что я владею какой-либо его частью.

Я зачарованно наблюдаю, как пилот мягко приземляется, а сильный ветер от лопастей поднимает пыль и мелкую траву.

— Здесь все как прежде, — шепчу я, пока Эдвард разговаривает с пилотом.

К моему удивлению, он слышит меня.

— Снаружи — да. Но ты увидишь кое-какие улучшения внутри. Кроме того, некоторые постройки сдаются в аренду. Сам замок надо ремонтировать, и мы уже потихоньку этим занимаемся.

Эдвард уже несет ответственность за поместье? Какое-то время помогает ухаживать за Гленробином?

Еще больше причин для него злиться из-за всей этой ситуации. По поводу моей доли.

Правда, я сейчас не готова к расспросам. Устала. Здесь ранний вечер, а в Куала-Лумпуре середина ночи — я пока живу по малазийскому времени.

— Ты готова? — Эдвард, расстегнув ремень безопасности, выжидающе смотрит на меня и указывает на выход.

Я отстегиваю ремень и встаю. Ноги дрожат. Я едва могу идти. И дело не в вибрации вертолета. Хватаюсь за поручень и осторожно спускаюсь на землю. Мои глаза прикованы к дому. Нас ожидает персонал. Не могу разглядеть их лица. Узнаю ли кого-нибудь? Помнят ли они меня? Знают ли, кто мы такие на самом деле? Их новые работодатели?

Эдвард прижимает ладонь к моей пояснице, я резко вдыхаю, в ответ на его прикосновение разливается тепло.