Самый чувственный год

— Наслаждайся. Ты заслуживаешь этого. — Он обнимает меня за талию и притягивает ближе. — Ты создала целый мир. — Он жестом обводит комнату. Дети и взрослые танцуют, разговаривают, смеются, носятся между сценами из сказок, совершают набеги на комнаты для переодевания, фотографируются в фотобудках. Все счастливы. — Ты взяла идею бабушки и воплотила ее в жизнь, добавив своего. Просто посмотри на веселье вокруг. А по поводу пожертвований у меня достоверные сведения, что ты собираешься побить рекорд Кэтрин.

— Я просто хочу, чтобы она гордилась мной.

— Это так.

— И это так по-детски. Даже не знаю, почему мы согласились прийти, а ты?

Голос перекрывает звуки музыки, пронзает меня, и я спотыкаюсь на полушаге. Если бы не Эдвард, я бы упала на глазах у всех.

Он уводит меня с танцпола, его поза столь же напряженная, как и моя. Он, понятное дело, тоже ее слышал. Я облизываю губы, поднимаю взгляд. Он не смотрит на меня. Его глаза устремлены на мать.

— Эдвард, все нормально.

— Нет, не нормально.

— Пожалуйста, я не хочу сцен. Мы добились огромного успеха. Аукцион прошел гораздо лучше, чем я предполагала.

— Аукцион, в котором она даже не участвовала.

— Ну, по крайней мере, она приложила усилия, чтобы принарядиться.

— Принарядиться?

— Да. Как ты думаешь, какие костюмы будут у нас, если она выбрала наряд злой мачехи? Все черное и угловатое. И, честно говоря, довольно пугающее.

Он улыбается.

— Это не костюм. Не волнуйся, принцесса, — шепчет он мне на ухо, и волнующая дрожь пробегает по моему телу. — Я буду защищать тебя.

— Ты уже говорил с ней?

Он снова напрягается.

— Мы обменялись любезностями. Я был сразу после Чарльза, но до поставщика провизии. — Он дразнится, но я чувствую его обиду. — Чарльзу устроили настоящий разгром из-за наследства, так что я был вынужден вмешаться. И, я так понимаю, с тобой она еще не говорила?

— Очевидно, я ниже поставщика провизии. — Я сдавленно усмехаюсь.

— Ты хозяйка бала. А она просто не может справиться со своей горечью.

Я морщусь.

— Я только ухудшила все, да?

— Ты и не смогла выиграть. Если бы ее не пригласила, это бы ее разозлило тоже. — Он смотрит мне в глаза. — Не позволяй моей матери портить сегодняшний вечер. Я серьезно, принцесса. — Он оставляет легчайший поцелуй у моего уха. — Забудь о ней, наслаждайся балом. Все остальные так и делают.

Я окидываю взглядом зал и улыбаюсь.

— Знаешь, я могла бы к этому привыкнуть.

— К чему?

— К тому, что ты называешь меня принцессой.

— Останься здесь надолго, и я буду называть тебя как тебе угодно.

Мое сердце колотится от страсти в его голосе. Он дразнит, верно?

Почему это кажется своего рода предложением? Требованием? Желанием, чтобы это стало чем-то большим?

Насколько большим?

Я прижимаюсь щекой к его груди, прячу от него глаза, растворяюсь в музыке и ровном биении его сердца.

Его мать продолжает парить на окраине, как назойливая муха, которая жужжит без устали достаточно близко, чтобы ее можно было услышать, но недостаточно близко, чтобы убрать.

Я больше не тот испуганный подросток, который убегал от ее резких слов, могу постоять за себя. Хотя это не значит, что мое место рядом с ее сыном.

Сейчас я прижимаюсь ближе к нему, позволяя его теплу прогнать холод.

И пока могу держаться за это чувство, пережить сегодняшнюю ночь, и завтра, и послезавтра… Пока не настанет день, когда мне придется попрощаться.

— Ты готова произнести речь? — интересуется он.

— Публичные выступления не самая сильная моя сторона.

— Ты справишься, — улыбается он. — Я собираюсь представить тебя, и это твой бал, не хочу красть у тебя славу.

— Ну, когда ты так ставишь вопрос…

Он подводит меня к музыкальной группе, берет микрофон. Дрожь внутри меня усиливается.

«Ты можешь это сделать, — убеждаю я себя. — Просто говори от чистого сердца, и это все, что нужно сделать».

Эдвард стучит по микрофону. Музыка прекращается, шум в комнате тоже. Обслуживающий персонал раздает бокалы с шампанским. Все прислушиваются к глубокому, резонирующему голосу Эдварда. Он смотрит на меня, протягивает руку.

— Леди и джентльмены, принцессы и принцы, рыцари и…

— Феи! — кричит маленькая девочка.

— И феи. Прошу вас, приветствуйте женщину, которая сделала все это возможным. Саммер Эванс!

Я подхожу к нему и на автопилоте беру бокал с шампанским с подноса проходящей мимо официантки.

— Пожалуйста, принеси мне пакет, Руперт. Меня сейчас стошнит.

— Тише, дорогая, люди услышат.

— Думаешь, меня это волнует?

Я замедляю шаг, бокал трясется в моей руке. Смотрю Эдварду в глаза и вижу в них теплоту и восхищение.

Беру микрофон из его рук.

— У тебя все получится, — шепчет он мне, когда я занимаю его место и нацепляю самую широкую и теплую из своих улыбок.

Я сосредотачиваю взгляд на детях.