Самый чувственный год

— Давай притворимся, что этого не было, — бормочу я, делая вид, что не слышала его. — Нам не следовало спать вместе, это только все запутало.

Я поднимаю руку и провожу по лицу. Оно все мокрое. Не могу дышать из-за рыданий, сотрясающих тело.

— Саммер, остановись. Просто дыши! — Он нежно сжимает мои запястья, разворачивает меня лицом к себе. Выражение его лица серьезно, глаза горят. — Посмотри на меня! Ты не сделала ничего плохого, мы не сделали ничего плохого.

Я облизываю губы, не в силах выразить словами глубокий страх. Моя мать бросила меня, и меня это почти сломило. Рану помогла залечить Кэтрин. Но Эдвард… Его отказ просто уничтожит меня.

— Дело в том, Саммер, что влюбленность — это не то, что можно контролировать. Это случается с тобой, и меняет тебя. Заставляет страстно желать быть с этим человеком, прожить с ним жизнь. Я хочу этого, и, надеюсь, ты тоже.

Я качаю головой. Желая этого. Это так здорово.

И так недосягаемо.

— Я не могу, — шепчу я, слабея.

— Почему? Объясни так, чтобы я понял.

Я смотрю на него, чувствую, как слезы струятся из глаз.

— Тот день, когда ты меня разлюбишь, убьет меня.

— О, милая, я хочу любить тебя до конца моих дней.

— Хотеть и делать — разные вещи. Однажды ты проснешься и захочешь, чтобы я ушла. Совсем как моя мать. Как все эти приемные родители.

— Но не бабушка. Она полюбила тебя с того момента, как встретила.

— Поэтому я ушла. Неужели ты не понимаешь? Если бы я осталась, она бы рано или поздно увидела меня настоящую. И прогнала бы.

— Ты ошибаешься.

— Всему приходит конец, Эдвард. Это универсальная истина.

— Да я лучше сойду в могилу, любя тебя, чем проживу остаток дней без тебя. И еще я знаю, что самые трудные вещи в жизни, причиняющие наибольшую боль, существуют потому, что они того стоят. Ты того стоишь. Не отворачивайся от того, что у нас есть, из страха.

Он обхватывает мое лицо, смотрит мне в глаза.

— Позволь мне любить тебя и строить с тобой будущее.

И целует меня. Мир, похоже, успокаивается. Земля под ногами твердеет, сердце успокаивается. А потом я переношусь назад, в холодный коридор. В моей руке Тед. Смотрю, как уходит женщина, для которой я пыталась быть всем, и я толкаю его в грудь.

— Нет! Нет! — Я не могу дышать, ничего не вижу. — Я не могу!

Мчусь к двери, в заднюю часть дома, подальше от гостей, прессы и бала. Вырываюсь в сад. Меня обволакивает холод.

Но этого недостаточно.

Я больше не хочу ничего чувствовать. Хочу забыть тепло его прикосновений. Забыть его слова.

Нужно бежать. Быть свободной.

Мне нужно, чтобы была только я.

Глава 15

Эдвард

— Просто убедись, что она получит это. Хорошо, Мари?

— Конечно, мастер Фицрой. Но может, лучше, если бы вы сами ей сказали, попрощались.

— Вряд ли это хорошая идея.

Я смотрю на лестницу, как будто могу увидеть Саммер за закрытыми дверями. Она избегает меня. Мучает молчанием. Два дня после бала — и ни слова. Я больше не могу выносить это. Быть так близко к ней и в то же время так далеко.

Руфус скулит у моих ног. Она отгородилась не только от меня.

— Ничего, приятель. Я постараюсь вернуть ее тебе, обещаю.

— И что мне сказать, если она спросит, где вы?

— Правду. Я в городе. — Мари продолжает смотреть на меня, я вздыхаю. — У меня есть номер в «Балморале».

Она кивает и смотрит на приближающегося к нам Джеймса.

— Ваша машина готова, сэр.

Я бросаю последний взгляд на лестницу, в надежде, что появится она, и все изменится. Но я вижу призрака воспоминания. Она стояла там два дня назад, такая неземная и захватывающая дух.

Я отмахиваюсь от воспоминания, иду к двери, пытаясь все исправить единственным известным мне способом.

Бабушка хотела, чтобы Саммер сделала Гленробин своим домом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло.

Даже если это означает, что мне нужно уйти.

Саммер

Я поднимаюсь по каменным ступеням и смотрю на медную табличку на стене с именем мистера Макалистера.

Письмо Кэтрин Эдварду, переданное мне Мари по его просьбе, зажато в одной руке, мое письмо от Кэтрин — в другой. Не понимаю, зачем я принесла их.

Они одинаковы. Ей удалось написать личное сообщение, очень специфичное и в то же время подходящее нам обоим.

Интересно, подозревала ли она, что мы обменяемся письмами? Я могу только представить блеск в ее глазах, мягкую улыбку на губах, когда она писала нам.

Слезы катятся из моих глаз, я вытираю их.

Что я делаю?

Этот вопрос крутится в голове с тех пор, как я сбежала от Эдварда, чуть не доведя себя до переохлаждения. Если бы Джеймс не нашел меня, страшно подумать, в каком состоянии я бы находилась.

Мистер Макалистер уже ожидает меня в приемной и сразу ведет в кабинет.

— Кофе, чай, что-нибудь горячее? Ты выглядишь промерзшей насквозь.

— Я в порядке, мистер Макалистер. Спасибо.

— Итак, чем я могу помочь?

Его взгляд опускается на письма. Он явно узнал их.

— Мне нужно, чтобы вы сказали, существует ли способ мне отказаться от прав на Гленробин в пользу Эдварда.

Это не то, чего он ожидал, его хмурый взгляд говорит сам за себя.

— Я уже объяснял, Кэтрин хотела, чтобы вы оба пожили там один год, а потом…