Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Дело было в Ливерпуле, по-моему, в шестьдесят девятом. Фред туда отправился со своей тогдашней группой «Ibex». Ну, а я увязался за ним, да и вообще мы с теми парнями были, вроде как, одной компанией. К тому же, экзамены как раз окончились — был повод развеяться. Местные предупреждали нас, чтобы мы особо не форсили в своих нарядах — а нарядиться мы с Фредом еще как любили! Шмотками много кого снабжали. К нам в лавку даже Боуи пару раз захаживал. Ну, и себя любимых одевали не хуже. Фред до сих пор наши старые запасы донашивает — атлас, бархат, кружева… Так вот, оказалось, что у них неподалеку от клуба «The Sink», где выступали парни, околачиваются скинхеды, которые лупят хиппарей и глэмеров — ну, то есть, типа нас, — почем зря. Хотя, они вообще всех подряд лупили… Короче, как-то раз вечером выходим мы из клуба уже во втором часу ночи, все такие разодетые, а на нас банда скинов прет. Парни ссыканули. Хотя Фред боксом в школе занимался, но что он может один против десятка бугаев? А те уже начали нам всякие «ласковые» словечки выкрикивать и делать непристойные предложения. Тут уж я промолчу — это не для ушей милых девушек, вроде тебя. Ну, решил я тогда, пиздец котяткам… ой, прости, вырвалось! То есть, думаю, все, сейчас от нас останутся только лоскутки бархата, атласа и моих новых дырявых джинсов. Смотрю, остальные тоже со страху побелели. Я руку в карман сунул — решил сделать вид, будто у меня там нож, а на самом деле там только дырка, которую все собирался заштопать, да читательский билет из университетской библиотеки. Тут мне на ум пришла совершенно идиотская идея. Дом, ты не представляешь, какая фигня иногда лезет в мою голову! Достаю билет и начинаю с серьезным видом разглагольствовать о том, что, если эти быки сейчас не свалят, я их разделаю под орех. Трясу билетом и говорю, что вот, это корочки каратиста с черным поясом. Если, мол, я, прежде чем вмазать, трижды предупрежу вас о том, что я смертельно опасный, мне никакое уголовное преследование не грозит. Тут много свидетелей, и один раз я уже предупредил. Второй раз предупреждаю: могу одной левой укокошить вас, уебков!.. Ой прости, опять. Третий раз и предупреждать не пришлось. Эти ливерпульские скинхеды — полные дебилы! Ушли и не обернулись. Парни так ржали надо мной, так ржали! Чуть на асфальте не валялись. Это, видно, их отпустило. Фред меня неделю «библиотечным каратистом» обзывал. Он вообще мне кучу прозвищ разных придумывает, всю дорогу надо мной стебется. Такой он, Фредди, мать его, Меркьюри… — Роджер снова улыбнулся, очень-очень тепло. — Что на меня тогда нашло, не знаю, но потом мне стало страшно. Реально страшно. Нас же убить могли. Так что учти, дорогая, что перед тобой форменный идиот.

Доминик мило смеялась и, похоже, была ничуть не против иметь дело с «идиотом».

***

Фредди крепко обнял Мэри в ответ. Они молчали — никакие слова не могли передать того, что происходило между ними в эти минуты. Да, их прежние отношения умерли окончательно — ни один из них не обманывался насчет этого. Но кое-что они все-таки обрели взамен — и это «что-то», еще не вполне отчетливое, определенно не укладывалось ни в какие рамки. Казалось, сегодня, именно сегодня, они стали ближе друг к другу, чем когда-либо.

— Дорогая, прости меня, если сможешь. — Фредди уже и не помнил, когда в последний раз смотрел ей в глаза вот так, спокойно и открыто, без тени стыда.

— Нет, Фредди, не могу. — Мэри покачала головой. — Не за что прощать. Ты такой, какой есть, и последнее, чего бы мне хотелось, — менять тебя.

Да, она плакала, но это были слезы облегчения. Вряд ли она когда-нибудь сможет до конца понять, что творится у него на душе. Однако если только это в ее власти, она готова на что угодно, лишь бы вновь увидеть того паренька, в которого влюбилась без малого шесть лет назад.

Был момент, когда она почти поддалась безраздельному собственническому чувству. Ведь всего-то и требовалось, что протянуть руку, крепко схватить, сказать: «Не отдам», и плевать, с кем он там спит на стороне! Он любит ее, а она — его, и, кажется, только теперь осознала, насколько. Так почему, черт возьми, для нее должно иметь значение что-то еще?!

Но нет, так нельзя. Лучше пусть все идет своим чередом. Мэри понятия не имела, что теперь будет с ними, но знала точно, чего они делать не станут — и дальше питать свои чувства ложью в попытках выстроить то, чего выстроить никогда не смогут.

***

— Роджер, а ты не заливаешь? — Доминик пристально смотрела прямо в смеющиеся синие глаза.

— Нет, правда! Можешь у Фреда спросить. Он тебе расскажет еще с десяток историй о том, какой я придурок. Только не проси рассказать, как я «утонул» на Гавайях. — Родж вдруг осекся. — Бля, ты, наверное, сейчас подумаешь, что я больной на всю голову, и будешь полностью права. Извини, что-то меня понесло. Рассказываю всякую фигню. Это от счастья. Может, еще что-нибудь заказать? — Он предпринял неловкую попытку сменить тему.

— Нет, не надо. Попроси счет, пожалуйста. Мы с тобой тут засиделись.