Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Сильно? — спросил обеспокоенный Джон, изменившись в лице. — Нет? Ну, тогда ладно. Остальные в школе? Да, хорошо. Нет, наверное, не скоро. Да, проблемы. Как сказать… Словом, все плохо, дорогая, — вздохнул он, неловко потирая шею. — Не телефонный разговор. Приеду домой — расскажу. Со мной все хорошо. Нет, мы мало пили. Да, помню. Все, до вечера!

Впервые после похорон его охватило ощущение, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Дети, бытовые дела и проблемы — все те мелочи, которые наполняют жизнь смыслом и бессмыслицей, радостями, печалями, любовью, раздражением, были сейчас далеко и одновременно рядом — только протяни руку и сними трубку телефона. Вчерашний день, как и сегодняшний, — просто небольшое тире. Пауза между постоянными заботами и хлопотами, в которые ему, хочешь не хочешь, предстоит влиться снова уже к вечеру.

Да, скоро все вернется на круги своя. Кроме изумительного чувства, знакомого Джону Дикону с того момента, когда он отыграл с парнями свой первый концерт. Того чувства, что наполняло его до краев в минуты триумфа на Уэмбли или Бирнабэу…

Сейчас Джон ощущал себя не менее опустошенным, чем Роджер с Брайаном. Так или иначе, они тоже расплачивались за великое право быть счастливыми и делать счастливыми других. Дарить огромным массам людей свидание с небесами хотя бы в течение недолгих часов концерта.

День за окном не становился светлее. Тучи опускались все ниже, и казалось, еще немного — и они упадут на дом и сад, покрыв своими рыхлыми животами все вокруг.

Надо было возвращаться в спальню.

***

— Дорогая, здравствуй. Извини, что звоню только сейчас, просто Роджер вчера испортил телефонный провод. И потом, нам было не до звонков. Все хорошо? Нет, не скоро. Ну… мы с Джоном решили, что пока побудем с Роджем. Думаю, не раньше обеда. У меня? Да так… в целом, неплохо. Да, уже поели. Нет, к сожалению. Тяжело. Ужасная ночь! Нет, это Роджеру было плохо. Нет-нет! Еще хуже. Долго рассказывать. Объясню, когда приеду. Да. Во всяком случае, хорошо, что мы оба были тут. Все правильно… Нет, дорогая, легче не стало. Прости, хороших новостей пока нет. Да, я постараюсь. И я тебя люблю. Пошел варить кашу для Роджа. И это ни разу не смешно!

Трубка в руке Брайана была скользкой. Ладони вспотели. Когда Анита начала расспрашивать его, он вновь подумал о том, какой же длинной и страшной была эта ночь. Как хотелось поделиться пережитым с ней и как страшно было делать это! Нет, пока он не готов. Да и будет ли вообще готов когда-либо?

С этими невеселыми мыслями он прошел на кухню и приступил к готовке. Два стакана воды — полстакана хлопьев. Закипит — и чуть помешать. Сахар и соль по вкусу… черт, а по чьему именно вкусу? Хрен знает, ест ли Родж овсянку вообще. Раньше, вроде, ел. До того, как стал миллионером и рок-звездой. А сейчас, может, ему на завтрак варят каких-нибудь лобстеров…

Хлопья нашлись сразу — между пачками детского питания. Значит, это нехитрое блюдо тут кто-то да жаловал. Скорее всего, маленький Руфус. Кастрюлька тоже оказалась на виду — и Брай принялся вспоминать старые навыки по приготовлению жидкой и полезной кашки. Как же он ненавидел овсянку! Кто бы знал. После той истории с гепатитом и язвой, когда эта гадость без соли и сахара стала его основной пищей на несколько месяцев, он ее больше никогда в рот не брал. Изворачивался, как мог. Все больше уходил в вегетарианство. Полюбил овощи и разные приправы к ним, но овсянку по-прежнему терпеть не мог…

Эх, и на какие только жертвы не пойдешь ради этого несносного чудовища! Хотя на самом деле — просто лучшего друга.

Погруженный в дела, он не сразу услышал, как Джон громко и взволнованно зовет его сверху:

— Брай! Брайан! Твою мать, ты меня слышишь?! Оглох что ли нахрен за пять минут?

Мэй, растерянный, выглянул из кухни.

— Да, слышу. Что тебе?

— Принеси аптечку из гостиной! Быстро!

О Господи!

Сердце совершило кульбит. Бросив на плите недоваренную овсянку, Брайан со всех ног кинулся в гостиную за лекарствами. Господи, что там снова?!

***

Еще поднимаясь по лестнице, Джон и подумать не мог, какая картина вскоре предстанет его глазам. На кровати спиной к дверям, свернувшись клубком и уткнувшись лицом в подушку, лежал Роджер. До слуха Джона донесся то ли всхлип, то ли стон.

— Родж, что с тобой?! — Он тут же подскочил к кровати. — Что такое? У тебя… что-то болит? Что случилось, твою мать! Роджер!

Тот поднял на Джона красные, полные слез глаза.

— Что опять, а? Тебе плохо? Ну не молчи же!

— Я проснулся, а вас нет… — кое-как выдавил в ответ Родж вперемешку со всхлипами. — Почему-то вдруг стало очень страшно. Мне Фред всю ночь снился, еще молодой. Мы с ним смеялись и… было так хорошо! Я думал… Думал, что вы… уехали. Такая тишина… ужасная, глухая тишина. Как в могиле… — Хриплый голос срывался и дрожал.

Джон присел на кровать, протянул руки и обнял совершенно несчастного Тейлора.