Самый долгий день нашей жизни (СИ)

Упоминание о том, что его ждет то же самое, и это время уже не за горами, вызвало секундное оцепенение ужаса. Как бы Фредди ни пытался взять себя в руки, думать, убеждать себя — одно дело, но видеть воочию — совсем другое. Некстати возникла мысль, что Леннону повезло куда больше. К нему смерть подобралась внезапно, так и не раскрыв своего уродства во всей полноте.

Из окна, расположенного за спиной Пола, в палату проникало вездесущее летнее солнце и щебет птах, перелетавших с ветки на ветку. Какими бы скромными ни были доходы престарелой четы Прентер, они изыскали средства, чтобы обеспечить сыну достойное существование в последние дни — Пол жил один в небольшой, но зато отдельной палате с видом на больничный двор, где царили тишина и спокойствие. Подальше от ненужного внимания.

— Ладно, довольно обо мне! Не знаю, зачем ты явился сюда, но уж точно не для того, чтобы выслушивать мои жалобы. Да и я еще не настолько плох, чтобы, как столетний старик, только и делать, что вздыхать и жалеть себя. — Тут Фредди вдруг заметил, что яркие серые со знакомым прищуром глаза заблестели озорством, как в старые добрые деньки. — Лучше расскажи, как поживаешь. Как работа? Парни? Мэри… как там Мэри?

Фредди опустил глаза. Вопрос, брошенный наобум, неожиданно выбил почву у него из-под ног.

— Она… ждет ребенка.

Внутри Пола что-то напряглось — Фредди почувствовал это, даже не глядя на него. Он узнал ревность — ту самую больную, ядовитую ревность, которую сам не испытывал никогда, но которую всегда угадывал в других с такой легкостью.

— Твоего? — Вопрос прозвучал столь же сухо и резко, как и ответ:

— Нет.

— Что ж, — Пол отвернулся на мгновение. — Я знал. Был уверен, что ты так и не решишься.

Фредди стоял, потупившись, с досадливо перекошенным лицом. Что тут добавишь? Осуществилось то, чего он хотел для Мэри больше всего. Наконец у нее своя семья. Ребенок, который должен был появиться на свет через несколько месяцев, мог бы быть их общим, если бы он, Фредди Меркьюри, не повел себя как паршивый трус, не сумевший дать любимой женщине единственное, о чем она просила его на протяжении этих лет. Впрочем, если подумать, появление малыша — самое лучшее, что могла уготовать ей жизнь. Так Мэри будет проще пережить неизбежное.

— И все-таки, зачем ты здесь? — Судя по всему, Пол решил не развивать щекотливую тему. Он прожил бок о бок с Фредди Меркьюри достаточно, чтобы по одному его тону угадать, когда следует остановиться. — Хотя я, может, сам догадаюсь. Совесть замучила, верно?

— И да, и нет, — Фредди не стал юлить. Как бы то ни было, хватит ходить вокруг да около. — У меня остались вопросы, на которые можешь ответить только ты, и я…

— Вопросы? — Пышные брови Прентера изумленно скакнули вверх. — Я думал, что у тебя не было никаких вопросов, когда ты выбросил меня из своей жизни после восьми лет, не позволив ничего сказать в свое оправдание.

Фредди стерпел выпад, не дрогнув. В конце концов, он тут по доброй воле. И уж точно не ради очередной перепалки.

— Тогда мне это казалось правильным. Наша ссора на Стаффорд-Террас, твой затяжной наркотрип…

Пол спокойно кивнул.

— Все верно. За эти восемь лет мы с тобой постоянно ругались. Ты хоть помнишь, сколько раз заявлял, что больше не желаешь меня видеть? Но потом всегда звал обратно. Разве нет? Так почему в этот раз все вышло иначе? И с чего ты, черт возьми, решил, что я способен опуститься до такой глупой и жалкой мести?

— Но ведь ты же и вправду дал интервью «The Sun» и получил за это тридцать кусков? Ты этого не отрицал. — Фредди и не думал кричать, лишь слегка повысил тон, но и этого было достаточно. Плечи Пола чуть заметно дрогнули.

— Не отрицаю и сейчас. Мне нужны были деньги на лечение…

— То есть, на кокаин?

Пол покачал головой.

— Когда я узнал, что болен, тут же завязал.

— Если ты нуждался в деньгах, всегда мог обратиться ко мне.

— Разве не ты уволил меня?

— Но разве не я позволил тебе жить на Стаффорд-Террас, сколько тебе будет нужно?

Разговор стремительно приобретал черты словесной дуэли, но именно это было Фредди по душе. Мало-помалу они с Полом словно оживали. Начинали походить не на двух умирающих, пытающихся совладать со своей совестью, а на тех, кем были в лучшие годы — молодых, беспечных и абсолютно безумных парней на вершине богемного общества, которые еще недавно были искренне уверены, что могут все на свете. Каждый из которых скорее умрет, чем признает свою неправоту, даже если в глубине души прекрасно ее сознает.

— Да, ты позволил мне жить у тебя в квартире. А вскоре выгнал оттуда. И не смей говорить, что я сам виноват! Будь честен хотя бы сам с собой, Фред. Мне казалось, что уж у кого у кого, а у тебя для этого достаточно мужества. Все дело в этом парикмахере, как там его… твоя очередная игрушка. Это ему я не нравился, верно?

Фредди резко оборвал его:

— Если ты про Джима, то он — всего лишь мой садовник. Захочу — уволю в тот же день и, поверь, не стану лить слез.

— Но если не этот твой Джим, в чем причина? Почему ты вдруг перестал доверять мне?