— Хватит ныть, дорогой! Я синяк рисовать не стану. Не будет у тебя никаких соплей, не выдумывай. Я быстро справлюсь. Уже давным-давно хочу, а ты все ломаешься. Через сорок лет вот так же сядем с тобой пить вино, ты этот рисунок найдешь и внучке покажешь: «Вот! Смотри, какой я пригожий был в молодости, не чета тебе, бандитке». А я подтвержу: «Нереальный был красавец. Тебе до него далеко, дорогая. Можешь у бабушки спросить!» И потом мы с тобой дружно выпьем за то время, когда оба были молодыми и красивыми. Что скажешь? Хочешь внуков дразнить? Пошли! Я и Бри потом нарисую.
— Э-э, Фред! Я голой жопой перед тобой светить не собираюсь — отвянь! — Брайан решительно сверкнул зелеными глазами из-под темных кудрей — ни дать ни взять, герой Великой французской революции.
Фредди пожал плечами.
— Ну хочешь, можно в одежке. Например, на природе. Или просто портрет… — И снова переключился на Роджера. — Не переживай, тут даже никого нет, кроме нас троих. Так что, никто нам не помешает, милый. — Фред озорно подмигнул.
— Сейчас как дам в морду, Леонардо вшивый! — Роджер показал ему средний палец (Фредди не остался в долгу, показав в ответ язык). — У тебя или у меня будем предаваться искусству?
— Пошли ко мне. Брай, сходи к нашим хозяевам. Спроси, не дадут ли в долг бухла. А то эта сволочь, если еще не нальешь, не будет позировать. Мне нельзя терять квалификацию. Вот пролетим с альбомом, тогда я пойду на Пикадилли рисовать портреты прохожих за три фунта. Глядишь, не сдохну с голоду. — Хотя Фредди шутил, каждому было понятно, что в его словах была, увы, изрядная доля истины. Финансовые проблемы все еще висели над ними дамокловым мечом.
***
Раздвинув пошире шторы и тем самым максимально увеличив освещение, Фредди кивнул Роджеру:
— Скидывай одежду и устраивайся.
Родж нехотя стянул куртку, затем майку.
— Фред, ну блин! Холодно же. Я себе яйца отморожу, тогда и внуков у меня никаких не будет.
— Не ной. Будут, никуда не денутся.
Фредди тем временем раскладывал на прикроватной тумбочке карандаши с ластиками и искал, на что бы прикрепить большой лист бумаги.
Роджер, вдохнув, стал раздеваться дальше.
— Не надо было мне соглашаться. Лучше бы посуду три дня мыл.
— Ты что, меня стесняешься, дебил? Я тебя сто раз видал, как угодно. — Фредди и вправду удивился столь странному и внезапному приступу стеснительности.
— Да не… но как-то… — Роджер не знал, что сказать. Он и сам не понимал, чего, собственно, стесняется. Фреда? Смешно. Он особо не дрейфил тогда, на фотосете у Мика Рока, а тут… — Слушай, Фред, а ты куда этот рисунок денешь?
— Как куда? Тебе подарю! Ты что, дорогой, решил, что себе оставлю?
— Ну тогда ладно…
Роджер уже разделся, сложил свои вещи на комод и теперь стоял у кровати, прикрываясь руками и неловко переминаясь с ноги на ногу. Его плечи нервно подрагивали.
— И как мне лечь?
— Ложись на живот поперек кровати. Да, вот так. Голову положи на руку и смотри на меня, хорошо? Давай я вокруг тебя одеяло неровно положу…
Фредди подошел к кровати и взлохматил большое пуховое одеяло, напоминающее облака. Потом уселся там же, в ногах (ни стульев, ни кресел в комнате как-то не наблюдалось), подложил под лист кусок жесткой картонной коробки и начал рисовать. Быстрыми, размашистыми движениями он очертил силуэт. Несколькими росчерками нарисовал длинные ноги и красивые полукружья ягодиц, растушевав карандаш пальцем, наложил тени. Потом занялся лицом.
— Фред, ты долго? У меня задница мерзнет. И курить хочу. — Роджер состроил недовольную рожу и почесал упомянутую задницу.
— Потерпи. Курить можешь тут.
— О, круто! И куда там Брай провалился? Ты его за бухлом в Лондон послал или в соседний дом?
— Не вертись, дорогой. Сейчас дорисую и дам тебе сигареты. Брая нет всего пятнадцать минут. Он еще к себе поднимался — за курткой.
Роджер вздохнул и, приняв изначальную позу, стал мечтать вслух, что он будет делать, когда (а сейчас он был совершенно уверен, что очень скоро) станет миллионером.