Самый лучший пионер: Том второй

Мольба неведомым силам не помогла — дышать становилось все тяжелее, а вот боль — наоборот, затихала, повинуясь накрывающему меня шоку. Больше всего меня сейчас беспокоил цвет собственной крови: говорят, что если кровь алая — это всё, а вот если потемнее — можно и еще немного пожить. Да почему здесь так темно, мать вашу?! Дверь открылась, и меня резко потянули из машины. Раненный сустав на такое надругательство сильно обиделся и невыносимым разрядом боли выключил сознание.

Глава 15

В себя пришел в самый неподходящий для этого момент — на операционном столе: больничный светильник ни с чем не перепутаешь. Врачи заметили и тут же аккуратно, но прочно прижали меня к поверхности. На лице — кислородная маска, которая, казалось, совсем не помогала — как будто марафон пробежал. В плече что-то противно кололо, шкрябало и дергало. Выжил или «респаун»?

— Сергей, моргни, если ты меня слышишь, — попросило склонившееся надо мной лицо в маске.

Я моргнул. Хе, не сдох! Остаёмся! Вот и хорошо, вот и слава богу. Щурящимися от яркого света глазами разглядел у входа в палату мужика в белом халате поверх «гражданки». Кобура топорщится — охрана, значит — а нахрена меня арестовывать? А зачем он прямо в оперционной? В правую руку что-то кольнуло, и я снова отключился.

Следующее пробуждение было уже более удачным — на больничной койке, за окном — темно, на лице маски нет. А жаль, она бы не помешала — дышать очень трудно. Но больше всего хотелось пить — кровяки много потерял. Попробовал пошевелиться и потерпел фиаско — меня жестко зафиксировали на кровати. Левое плечо вместе с рукой упаковали в гипс. Усилие далось тяжело — в глазах потемнело, выступил пот, и потребовалось отдохнуть пару минут, в течение которых я заметил, что у меня все болит, но как-то пофигу, а в голове — ничем необоснованное веселье. Колят мальчика чем-то. Нехорошо и опасно, но врачам виднее, верно? Башкой крутить можно, и в приглушенном свете ламп дневного света я увидел кучу цветов в палате, радио на подоконнике и мужика в халате поверх штатского на стуле у входа. Спит, у*бок!

— Почему служба… — сипло попытался я взбодрить его легендарным, но закашлялся.

Вот эта боль даже сквозь оглушенные рецепторы до куда надо добралась.

— Не разговаривай! — подскочил охранник и выглянул в коридор, вернувшись оттуда с бородатым дедушкой с фонендоскопом, в белом халате и накрахмаленном колпаке. Очки выдать и будет Айболит.

— Здравствуй, Сережа. Ты меня понимаешь? — добрым голосом спросил он, безэмоционально глядя на меня зелеными глазами.

Профдеформация, что поделать — очень сложно искренне сочувствовать каждому прошедшему через твои руки больному. Поэтому и алкоголизм без пяти минут профессиональная болячка — ну не выдерживают нервы.

Я кивнул.

— Хорошо, — улыбнулся доктор. — Меня Иваном Андреевичем зовут, я — твой лечащий врач.

— Спасибо, — аккуратно выдохнул я.

Кашля нет — отлично, так и разговариваем пока.

— Не благодари, работа у нас такая, — отмахнулся доктор. — Мама твоя час назад ушла, почти сутки здесь сидела. Уговорили пойти поспать, утром придет.

— Сутки? — охренел я.

— Сегодня вечер четверга, 23 января, — пояснил врач. — Ты находишься в Главном клиническом военном госпитале имени академика Н.Н. Буденко. Не переживай, организм у тебя молодой, органы не задеты, сустав мы тебе починили, а удаленный кусок легкого восстановится. Одышки не бойся — она тоже пройдет. Но врать не буду — ты здесь надолго.

Врач разговаривал со мной спокойным голосом и между делом померял мне давление, посчитал пульс, послушал грудь, для чего-то пощупал мне лодыжки.

— Можно попить?

Ко рту поднесли поилку, и я буквально всосал в себя какую-то жидкость. По послевкусию — вроде клюквенный морс.

— Спасибо. Генсек?

Врач отвел глаза:

— К сожалению, все, с кем ты ехал в машине, скончались еще до того, как им успели оказать помощь.

Срочно имитируем горе! Прикрыв лицо здоровой ладонью, расплакался чисто от жалости к самому себе. Я же не Электроник, а обычный, мать его, прол с читами. Да у меня за всю прошлую жизнь таких встрясок не было, как за полгода здесь! Устал — хорошо, что «я здесь надолго», восстановлюсь в тепличных условиях. Ну и привычку никто не отменял — рано или поздно на пулемет в полный рост смогу ходить, просто на по*уизме.

— Отдыхай, Сережа, — вздохнул Иван Андреевич, и, судя по звукам, покинул палату.

Ныть уже не хотелось, но охранник-то никуда не делся, поэтому пришлось похныкать еще десяток минут. Ладно, достаточно.

— Радио? — прошептал я.

— Это можно, — не стал он говниться и включил аппарат.