В Долине Озер остаются лишь Себастьян с графом и Грель. Остальные будут поддерживать их, находясь в проекции этого же места. И сдерживая посланцев господних. Айфов осталось не столь много, но они опасные противники. А кроме них – остаются архангелы, которые останутся на стороне Его даже если Он станет упиваться кровью некрещенных младенцев, предаваясь оргиям в Преисподней. Слепая верность. И они более чем серьезная проблема, потому как в силе почти не ограничены, пока есть небеса.
Но и на их счет имеется идейка.
Себастьян одновременно с Вельзевулом заканчивает рисунок пентаграммы, что охватывает почти сотню метров и ни в коей мере не нарушается тем, что в некоторых местах проходит аккурат по глади воды Озера Жизни. Только Себастьян чертил рисунок в Долине Озер, а дядюшка – в ее проекции, что лишь удваивает силу символа, органически вплетенного в структуру мироздания посредством вод драконьих озер.
Остановить готовящийся удар по Долине нет возможности, потому как сила, вложенная в него Отцом – есть квинтэссенция чистого Света, накопленная за многие тысячелетия и направленная в единственный точный удар. Но объединенными усилиями – удар можно попытаться отразить. И в этом деле большая часть работы лежит на жнецах, – все формулы, понимание которых привито им от становления, слова обрядов, ритуальные действия.. Себастьян лишь задаст направление и вложит собственную силу в тот блокирующий удар, что готовят они.
Но для того, чтобы жнецы могли завершить начатое – необходимо дать им время и обеспечить невмешательство в процесс.
А вмешательство будет.
Ангелы, что остались на небесах во главе с Айфами, появились в проецируемой реальности Долины с небольшим запозданием. Тут же находя основную угрозу для действий Его и без сомнения бросаясь в атаку, которую приняли на себя демоны и павшие их собратья.
Сколько он так наблюдал через зеркала за разворачивающимся сражением, не вмешиваясь, не пытаясь изменить ход его, просто стоя подле графа и не сводя пристального тяжелого взгляда со светлеющих в точке накопления силового выброса небес?
Здесь, в Долине, остались кроме Себастьяна лишь красноволосый жнец и мальчик. Грель неотрывно смотрел в книгу, хмурясь и что-то проговаривая одними губами, а граф.. а у графа растрепался ветром воротник, что демон поспешил исправить, привычным жестом оправляя атрибут одежды, не удерживаясь от смешливого кашля. Да, было очень важно именно сейчас поправить графское облачение. Да.
- Вам стоит уволить своего дворецкого, граф Фантомхайв – Ваш вид оставляет желать лучшего.
Смешок отразился лишь в тоне.
Ну, правда – помятый видок слегка. И как он только... ах да. Кхм. Ну, не было времени отгладить одежду. А ему вот – в глаза бросается эдакая мелочь. Поднатаскался за время работы в поместье.
Он собирался еще немного поехидствовать по этому поводу, но Грель закрыл книгу, возводя взгляд к небу, секундой ранее, чем сработало чутье демона: там высоко, плотные темные облака высветились ярчайшей вспышкой света, что озарила почти все небо в радиусе видимости, прежде чем сконцентрироваться в единственной пульсирующей от собственной концентрации точке. Чтобы в следующий миг устремиться ниспадающим сверху столбом света аккурат в центр Озера Жизни. В центр Долины. И в центр рисунка пентаграммы.
Себастьян оказался там же чуть раньше, чем столб света соприкоснулся с защитным куполом, держащимся за счет звезды и усилий многих жнецов. Не напрасных усилий – губительный, испепеляющий свет так и не коснулся вод Озера, упрямо неиссякаемым потоком обрушиваясь на преграду. Преграду, что не сможет продержаться достаточно долго – слишком несопоставимы силы. Теперь это понятно даже ребенку: столп света еще не начал терять своей силы, а преграда вот-вот разрушится под этим напором.
Он надеялся, что защита выдержит. Но и подобного варианта не избегал мысленно.
И теперь – главное не переусердствовать и.. не забыть себя. Но он ведь уже один раз не забыл.
Выловив взглядом графа, Себастьян усмехнулся, почти бесшабашно весело отвесив поклон, прежде чем обернуться нитями клубящейся тьмы, что плавно просочились сквозь пленку поверхности воды, словно чернилами выкрашивая воды того в непроницаемый черный цвет. Абсолютный черный, несуществующий в природе с давних пор, разбавленный обычно светлыми красками – сейчас этот цвет был именно тем, чем он являлся изначально. Манящий, притягивающий взгляд, матово-ровно легший в спокойную гладь воды, не кричащий об опасности, но словно готовый впитать
в себя безвозвратно все, что окажется на пути. Вычернить. Окутать своим прохладным покоем.
Жнец, словно загипнотизированный, шагнул вперед и, возможно, не остановился бы, но книга в его руках раскрылась сама, обдав и его и графа ледяным потоком ветра, что оставил по себе подобие барьера между водой и теми, кто на суше.