Он кладет кожаную папку и садится в кресло напротив меня. Я поражаюсь тому, насколько загорелы и мускулисты его руки, с идеальным количеством растительности на них. Увесистый циферблат сексуальных наручных часов слегка выглядывает из-под белого манжета рубашки. Такие часы может носить водитель гоночной машины, например. У Генри, наверное, есть гоночные машины. Скорее всего, он водит их где-нибудь в Альпах или Монако.
Я отрываю взгляд от его рук и возвращаюсь к глазам, игнорируя тепло, распространяющееся по моему позвоночнику.
Бывает, люди реагируют друг на друга, как химикаты. Как при смеси нескольких веществ. Но некоторые из них преобразуют друг друга: они шипят и лопаются прямо в своих пробирках.
Это как раз про меня и Генри — что-то в нем заставляет меня реагировать на него, пульс учащается, а кожа уплотняется. Желая испариться. Как угодно.
«Это ненависть», — говорю я себе.
Я ненавижу его горячие руки и неправильную теплоту в этой комнате.
— Давай закончим эту шараду, — говорит он.
Что-то мрачное проходит сквозь меня.
Но не для меня. Это одно из слов, которое больно бьет меня. Эгоистичная шарада. Отвратительная шарада.
— У меня есть с собой документы на подпись. И чек, — он скользит папкой по столу. Смысл ясен: если я подпишу, меня отпустят.
Я смотрю на него.
— Ты не выиграешь, — мягко говорит он. — Тебе не победить меня.
Кровь мчится по моим венам.
Никогда больше. Никогда. Я поклялась, не так ли? Никто никогда больше не сможет помыкать мною.
Я могу постоять за себя. Я смотрю на него, притягивая Смакерса в свои объятия.
— Оставь печенье себе, — говорю я. — И деньги тоже. Мы со Смакерсом не продаемся.
Произнося эти слова, я ощущаю какой-то прилив энергии, будто я поддерживаю ту девушку, которую оставили в пыли Дервиля. Поддерживаю Вонду О’Нилл.
Он выглядит удивленным.
Я разворачиваюсь. И выхожу. Мои колени трясутся, как желе, но я иду. С каждым шагом я чувствую себя все сильнее. Выходящей за края своей пробирки. Бурлящей, дикой, свободной.
Не могу поверить, что они позволяют мне уйти, но это так. Я ухожу из полицейского участка, и меня никто не останавливает. Потому что на самом деле они и не собирались меня арестовывать.
Я иду по тротуару, ощущая себя по-странному обновленной.
Глава пятая
Первое заседание Совета директоров состоится в среду в головном офисе компании Локк. Я записала в телефон адрес с того листа, который мне дал адвокат. Это быстрая поездка на метро.
Головной офис оказывается одним из тех огромных зданий в финансовом районе, сверкающих белым камнем и восходящих высоко в небо.
Вход представляет собой фактически совокупность из нескольких входов, которые, кажется, сконструированы лишь для того, чтобы подчеркнуть наличие множества предложений, предоставляемых компанией. Здесь есть вращающаяся дверь, простая одиночная автоматическая дверь, дверь для людей с ограниченными возможностями, автоматическая двойная дверь, неавтоматическая одиночная дверь и последняя дверь, рядом с которой стоит человек в форме, сделанная, похоже, для тех, кто не решил, в какую именно им заходить.
Поверху расположен ряд синих флагов, развивающихся на ветру. Все они специального темно-голубого цвета — королевского синего, фирменного цвета Локков во всем мире. Об этом я узнала из тех сведений, которые собрал для меня адвокат. На флагах вышит логотип Локков: очертания кругов на фоне здания, ну или пенис, если хотите.
Я глубоко вздыхаю и прохожу под синими флагами, входя в высотой не меньше пятиэтажки холл с гигантской треугольной скалой, по сторонам которой ключом бьет фонтан с королевского синего цвета водой.
Из-за стойки безопасности поднимается один из мужчин. Подозревает, что я не отсюда.
Я не могу винить его. На мне черный свитер с темным жемчугом, серая юбка и туфли на маленьком каблучке. Утром, когда я одевалась, мне казалось, будто я воплощаю собой никогда не устаревающий гламурный образ, то теперь, когда я окружена женщинами в шикарной, яркой, создающей вау-эффект обуви, и мужчинами, с ног до головы одетыми, словно с обложки GQ, я
Смакерс же не переживает: сегодня он передвигается в своей любимой перевозке из серого кожзаменителя с удобным местечком для того, чтобы он мог высунуть голову. Я чувствую, как он виляет в ней хвостом, ожидая новую порцию ласки.
— Только служебные животные, — говорит охранник.
Я говорю ему, что собака принадлежит семье Локков, что его ждут. Охранник на секунду хмурится, ожидая, что я откажусь от своей затеи, но потом куда-то звонит. Несколько минут спустя, он машет мне в сторону лифтов.
Я поднимаюсь на пятьдесят пятый этаж и выхожу.
В другой мир.
Манхэттен на уровне одноэтажных зданий может быть мрачным, особенно вокруг финансового района со всеми его высотками.