Самый завидный подонок (ЛП)

Легонько она перебирает мех Смакерса, но при этом она в упор смотрит на меня, что-то возбужденно шепча. Я приближаюсь.

— Баклажан, — говорит она.

— Вы голодны?

— Баклажан, — повторяет она слабым голосом.

— Да, Бернадетта?

— Баклажан делает цвет твоего лица, — она тяжело подмигивает, — червеобразным.

При этом она умудряется вложить в слово «червеобразным» такое презрение, будто я выгляжу, как какое-то чудовище, раз ей нужно собрать все свои силы лишь для того, чтобы все-таки сообщить мне об этом.

— Черт. А я стремилась к слизняку, — шучу я, отсаживая Смакерса, чтобы тот не сидел на ее катетере.

Она шмыгает носом и возвращается обратно к собаке.

На протяжении всех тех трех лет, что я знаю Бернадетту, она всегда осуждала мой выбор одежды.

Ты заказала это в каталоге для библиотекарей 1969 года, Вики? В JCPenny была распродажа невзрачных юбок-карандашей? Временами мне кажется, что я прямо-таки доставляла боль ее глазам своими унылыми хвостиками, очками и прочим.

У меня есть подозрение, что Бернадетт из богатой семьи, но ее состояние сократилось за эти годы. Улика первая: ее квартира находится в дорогом районе, но она ужасно ветхая внутри, будто когда-то была великолепной, но со временем обветшала. Кроме того, ее наряды — версии того, что было дорого, возможно, лет пятнадцать назад. На самом деле, похоже, она ничего и не тратит на себя. Но Смакерс? Ничего не может быть чересчур для него. Никаких денег не жалко.

Я беру ее за руку и кладу Смакерса так, как он больше всего любит, и он успокаивается.

— Смакерс, — вздыхает она.

У меня появляется порыв положить в успокаивающем жесте свою руку на руку Бернадетт, но человеческий контакт — это не то, чего она хотела бы от меня.

На самом деле, я лишь дополнение для Смакерса, его проводник в их важном общении друг с другом. Не считая этого, я — пустое место. Если бы Бернадетт могла как-то запихнуть или сложить меня в оловянную банку с закатанным углом из-под сардин, чтобы только мой голос звучал оттуда, она бы это сделала.

Она с нетерпением смотрит на меня. Я знаю, чего она хочет. Но что Смакерс должен сказать ей?

Я в замешательстве. Что ей сказать? Вернее, что Смакерс может сказать ей. Я никогда не подписывалась на то, что ее домашнее животное будет шептаться с ней, пока она будет пребывать на смертном одре. Это кажется ужасно неправильным.

Но она ждет. Сильно. Смакерса и никого другого.

Я вздыхаю и делаю выражение лица, которое я описала бы, как «любопытный слушатель».

— Смакерс говорит, что вы не должны бояться смерти, — говорю я.

Она ждет. Хочет большего.

— Он хочет, чтобы вы знали: все будет хорошо, даже если прямо сейчас так не кажется.

Она кивает, бормоча что-то Смакерсу.

С точки зрения моей работы, все вышло на новую территорию. Как правило, Смакерс ограничивался комментарием в вопросе его личной жизни, стиля ошейника или необычных ароматов корма для собак.

Время от времени он размышлял о выходках голубей за окном. И он, конечно же, никогда не рассуждал о божественной мудрости смерти или особом понимании эзотерических тайн космоса.

Но могу сказать, судя по лицу Бернадетт, ей нравится слышать то, о чем говорит Смакерс.

— Вики, — говорит она Смакерсу. — Вики будет заботиться о тебе.

— Ты знаешь, что так и будет, Бернадетт, — говорю я. — Я буду ухаживать за Смакерсом, как будто он — моя собственная плоть и кровь.

Ну не так буквально. Я не планирую гоняться вокруг Центрального парка, поедая с ним гусиные какашки.

— Он будет жить, как маленький король, — добавляю я.

Бернадетт мямлит что-то, а я сажусь в удивительно роскошное, мягкое и вместительное кресло, которое поставили для нее в отдельной палате. Это крыло хосписа одной из самых крупных Манхэттенских больниц, где, как передают по новостям, часто переполнены помещения.

Наверное, у нее хорошая страховка или типа того.

Бернадетт чешет шейку Смакерса.

— Люблю тебя, Поки, — шепчет она.

Я спокойно листаю Инстаграм, одним ухом прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Но все, что я слышу — это звуки шагов и приглушенных разговоров, распространяющихся вверх и вниз по коридору, вместе со случайными объявлениями по громкоговорителю. Я хочу растянуть этот визит на как можно большее время.

Смакерс будет жить, как маленький король, но явно не как король богатой страны. Скорее, как король нищей нации, но той, которая любит своего короля. Это лучшее, что я могу для него сделать.

Я взяла Смакерса к себе домой две недели назад, после того, как Бернадетт попала в больницу. Это случилось незадолго до того, как я обнаружила, что замороженная еда, которой его кормят, стоит дороже, чем чистое золото, и я могу только представить, сколько стоит его стрижка «пушистого мячика», которую ему ежемесячно делают в вышеупомянутом салоне для собак. В котором, к слову, висит оригинал картины Уорхола с изображением пуделя.