Самый жаркий день (СИ)

И это правда: при всей своей деловой хватке Шелепов представлялся окружающим ужасающим транжирой. Приданое супруги он успел прокутить весьма споро, однако тесть вдруг пристроил зятя на управление Сноведских заводов, и там отставной генерал неожиданно для всех показал себя рачительным управляющим. Довольный патриарх рода с той поры и обещал, что и Сноведские, и Выскунские мануфактуры после смерти его отойдут внучке, и, сиречь, ее мужу.

Вообще интересных персон сегодня набралось до обидного мало, все же бедна Россия промышленным людом. Отмечу лишь Афанасия Гончарова, владеющего Бумажной мануфактурой под Калугой. Остальных я бы и не вспомнила, кабы один из них не подал вдруг голос:

— А еще, Александра Платоновна, многовато Вы своим работникам платите! Тае ведь и наши ворчать начинают, когда слухи доходят! Ужель так богаты?

Вспомнила возмутившегося: Иван Абрикосов. Эдакое недоразумение в высоком обществе — сын крепостного, волею судьбы оказавшийся обладателем существенного состояния.

И ведь батюшку его только уважать можно было: выкупился из крепости, поднял свое дело, от которого и получил свою фамилию, ведь самым ходовым его товаром оказались сладости из абрикосов, так и начали называть вольноотпущенного кондитера, открывшего целую фабрику. Только сынок хваткой отца не обладает, и дела у предприятия идут из рук вон плохо. Сюда Ваню позвали, очевидно, для количества.

— Я, Иван… Степанович, так богата потому, что плачу работникам достойно. От того они и трудятся прилежно, и местом своим дорожат.

— Еще бы! — и не подумал вовремя остановиться абрикосовый принц. — Так голову своим колдовством запудрите, что они всякие чудеса выдумывать начинают!

— Ой, дурак, — вздохнул Демидов, закатив глаза. — Лучше помолчи, Ванька, ты в приличном обществе довеском, невместно тебе гонор свой тут петушить. Александра Платоновна за два года капитал едва не удвоила, при этом мануфактуру в три раза увеличила. Не тебе тут ей каверзы в лицо говорить. Не будь отца твоего, сейчас крутил бы хвосты коровам господским.

Абрикосов побагровел, но что-то в его голове все же было, поэтому заткнулся и в ссору не полез. Не того он величия фигура, чтобы гавкаться с Демидовым. А тот уже снова повернулся ко мне:

— Но вот про колдовские силы — это интересно. Хитер талант Ваш, графиня, аж зависть берет.

Ну да, сам Николай Никитич — освещенный, но озарение его и банально, и слабо — немного огня. Хватит на фокусы, но даже для смертоубийства недостаточно.

— Любого озарите, он гением и станет, так ведь?

— Увы, — вздохнула я. — Без терпения и труда ничего доброго не получится. Ежли человек не имеет усердия и расположенности к нужному делу, то я его хоть до потери сознания озарять буду, ничего не выйдет. Пробовала, — махнула рукой, — бессмысленно. Нашли мне тут одного мальчика, коий к математике все способности показывал. Я его озарила так озарила, но толку не получила. Ленив оказался без меры, так что весь Свет мой сквозь него, как сквозь сито.

— И что Вы с ним сделали? — поинтересовался Демидов.

— Да ничего, — пожала я плечами. — Выгнали его взашей, и всех делов. Николай Никитич, нет чудес таких, чтобы все на блюдечке само появлялось. Я вот чувствую механизмы, но сама к изобретательству склонности не имею. А инженер, с коим я работаю, чтобы придумать что-то дельное, должен до того много учиться.

Абрикосов нахохлися, но сидел тихо, остальные промышленники тоже старались не подавать голос, тем более что двери отворились, и в зал ворвался Виктор Павлович.

Министр своей наружностью чем-то напоминал графа Аракчеева, только более изящного. Завитые волосы на лицо спускались седыми бакенбардами, умные глаза смотрели на мир с особым вниманием и располагали к себе любого собеседника. Граф кратко кивнул собравшимся и сел в свое кресло.

— Господа, сердечно рад приветствовать вас на сегодняшней ассамблее. Премного благодарен, что нашли возможность выбраться из своих имений в самый Петербург, а кто-то даже совершил такую далекую поездку, — это уже лично Демидову. — Итак, Россия стоит в начале больших перемен. Всем вам известно, что в силу козней британских Империя оказалась в сложном положении. Торговля внешняя в значительной мере замерла, приток пошлин сократился, снова растет лаж между серебром и ассигнациями. Но есть в этом и преимущество для нас сейчас. Можем ли мы обойтись без английского товара?

Народ зашептался, и, даже не прислушиваясь, я понимала, что мнение большинства — никак нам без англичан. У меня по сему поводу мнение было свое, и сводилось оно к тому, что прямого и понятного ответа этот вопрос не имеет.

— Так я вам скажу, что можем! — радостно вскрикнул Кочубей.

Собравшиеся на министра посмотрели с кислыми лицами: мол, раз начальство говорит, что можем, то так тому и быть, но вот как будет это «можем»…