Самый желанный герцог

Или то, как ее кожа пахла простым мылом и водой — практичная, не разменивающаяся на пустяки Софи — и как этот свежий запах не делал абсолютно ничего, чтобы скрыть более темный аромат разгоряченной, возбужденной женщины.

Сможет ли он когда-либо снова почувствовать запах мыла без немедленного притока горячей крови к паху?

Сможет ли он когда-либо смотреть на Софи в ее скромных широких юбках и не вспоминать, какие длинные и стройные бедра скрываются под ними, или то, как ее маленькие груди увенчиваются самыми восхитительными красно-розовыми сосками, о каких Грэм когда-либо имел удовольствие бесплодно мечтать до конца своей жизни?

А как насчет этого старого как мир вопроса, того, который задают себе все мужчины, и перед ответом на который он закрыл глаза, вместо того, чтобы получить удовлетворение и узнать — были ли шелковистые кудряшки между этих прелестных бедер такого же рыже-золотистого цвета, как и на ее голове?

Может быть, еще не слишком поздно узнать.

Развратник.

Ой! Это же меня привязали здесь. Не будет же моей вины в том, что мне придется открыть глаза, всего лишь на секунду, и что шелк соскользнет снова, хотя бы на секунду — интересно, она сможет снова уронить его, если я испугаю ее?

Негодяй. Это же Софи.

Ага, я знаю. Обнаженная, влажная, потрясающе сложенная Софи… в моей спальне в середине ночи по ее собственной воле. Кто узнает об этом?

Сам Грэм узнает.

Хорошо, пусть будет так. И я полагаю, что Софи тоже сможет запомнить. Полагаю, что мне просто придется занести этот момент в список «Пропущенные возможности».

Чертовски верно.

Это довольно-таки короткий список. На самом деле я вовсе не так благороден, ты же знаешь.

А сейчас он благороден.

И долго я собираюсь вести этот внутренний спор?

Только до тех пор, пока она не закончит отвязывать его и благополучно уберется с кровати.

Отлично, потому что старый пистолет весьма близок к тому, чтобы выстрелить.

Не напоминай мне.

Затем Грэм ощутил потерю ее тепла и почувствовал, как ее небольшой вес соскользнул с матраса, всего лишь за несколько секунд до того, как он смог наиболее полно опозорить себя. Его руки, теперь отвязанные, все еще были стиснуты в кулаки с явным желанием не касаться ее. Он продолжал удерживать их в таком состоянии, когда приоткрыл глаза, чтобы убедиться что Софи благополучно отошла подальше.

Она находилась в другом конце комнаты, прижавшись спиной к двери, удерживая скомканную рубашку и покрывало перед собой, словно защищаясь ими. Ее голова была повернута в сторону, лицо скрыто тенями, ее волосы в свете углей сияли медным блеском. Девушка выглядела одновременно свирепой и покорной, яростной и деморализованной.

Милая упрямая Софи.

Восхитительная Софи.

Это и в самом деле было неприятное положение.

Глава 25

Грэм отбросил оставшиеся покрывала и опустил одну ногу вниз с кровати, поставив ее на пол. От его внезапного движения Софи вздрогнула, как лань.

И словно длинноногая испуганная лань, она резко бросилась искать спасения.

Он схватил ее, поймав на середине побега, и повернул, чтобы прижать к двери, его руки пригвоздили ее запястья. Грэм не хотел причинить ей вред, но знал, что если она выберется из комнаты, то воображаемый ею отказ затвердеет как камень и станет постоянным в ее упрямом сознании.

Девушка яростно сопротивлялась, извиваясь рядом с ним. Она не была слабой, но герцог просто использовал свое большое тело, чтобы подавить ее сопротивление. Прижав ее к двери, он рассмеялся.

— Играй честно, Софи. Не заставляй меня связывать тебя!

Она замерла совершенно неподвижно, но ее сердце начало биться рядом с его сердцем. Грэм ощутил, как ее соски затвердели за одно мгновение, упираясь в его грудь как отшлифованные рубины. В его сознании появился образ Софи, одетой во что-то откровенное и отделанное кружевом, ее длинные, элегантные руки и ноги разведены в стороны и привязаны к его гигантской кровати, она покорно лежит с завязанными глазами, пока сам он снова и снова овладевает ею. Его член затвердел, прижимаясь к ее животу, их разделял только тонкий, струящийся шелк покрывала.

Понравится ли это Софи? Слабый звук, вырвавшийся из ее горла, заставил Грэма думать, что возможно и понравится.

Я, несомненно, попаду в ад.