Это было третье поколение. Одна девушка уже потерпела неудачу. Одна удачно вышла замуж, но ее муж все еще не герцог. Весьма вероятно, что он им и не станет к тому времени, когда Сезон закончится. Последнюю девушку еще можно остановить…
Затем до него дошло.
Пятнадцать тысяч фунтов. А не тридцать тысяч. Стикли удвоил траст, Бог мой! — и после того, как девушки потерпят неудачу, завещание потребует, чтобы пятнадцать тысяч фунтов отправились к контрабандистам!
Остальное будет принадлежать им, ему и Стикли!
Все, что ему нужно сделать — это убить герцога Иденкорта!
Стикли это не понравится — но опять же, если человек убьет герцога, то что может остановить его от того, чтобы прихлопнуть такое насекомое, как Стикли?
Глава 24
Не было смысла торопиться, поэтому Грэм и Софи наслаждались длинной прогулкой обратно в Иденкорт. Время было более позднее, чем он полагал. Должно быть, он потратил несколько часов, разъезжая взад и вперед по этим дорогам. И теперь день угасал, длинные голубые тени смешивались с золотистым светом заходящего солнца.
Волосы Софи растрепались и падали вниз на ее спину, притягивая свет, когда ветерок играл с их длиной. Она шагала свободно, широкими шагами, как деревенская девушка, которой она и была, но при этом ее спина оставалась прямой, а подбородок — приподнятым, как у элегантной, утонченной «Софии».
— Это мое любимое время дня, — поделилась она с Грэмом. — Когда работа закончена, и мир начинает затихать.
— Только не в Лондоне, — заметил он. — Я знаю нескольких людей, которые только поднимаются с постели в это время.
Они посмотрели друг на друга с одинаковыми усмешками.
— Тесса! — вместе произнесли они.
Улыбка Софи стала грустной.
— Как я вообще смогу когда-нибудь вернуться на Примроуз-Стрит?
От самой мысли о том, что эта новая, излучающая уверенность Софи вернется в тюрьму и попадет под тяжелую руку Тессы, Грэму сделалось плохо.
— Не надо, — попытался убедить он девушку. — Оставайся с Дейдре. Ей это понравится, я знаю, что это будет так. Она очень любит тебя, ты же знаешь.
Софи слегка нахмурилась.
— Неужели? — Затем она покачала головой. — Я не могу. Я не могу жить, как чей-то постоянный, бесполезный гость, на протяжении всей своей жизни.
Теперь уже нахмурился Грэм.
— Ты не ее гость. Ты — ее семья.
Она отвела взгляд, уставившись на низкую каменную стену вдоль дороги.
— Хмм.
Некоторое время они шли молча. Затем желудок Грэма громко заурчал.
— У нас не будет никакого ужина, — мрачно заметил он. — Я полностью опустошил кладовую.
Софи рассмеялась.
— Ты сделал это с тщательностью мужчины. Воображаю, что с помощью женской тщательности можно добиться совсем иных результатов.
Он почесал за ухом.
— Может быть. Я на самом деле никогда прежде не был на кухне. Я даже не знал, что там есть кладовая.
Она смотрела на него, нахмурив лоб.
— Грэм, ты понимаешь, что в доме такого размера есть несколько кухонь, ведь так? И в каждой кухне есть не одна кладовая?
Герцог немедленно приободрился.
— В самом деле? Потому что ты съела мой завтрак.
Она прикрыла рот рукой, но затем разрушила выражение виноватого испуга, громко рассмеявшись.
— Так вот почему ты оставил мне такое чрезмерно большое количество ветчины! Я предположила, что это было что-то вроде вердикта моему неженскому аппетиту.
Грэм улыбнулся, искоса глядя на нее.
— Софи, никто в здравом уме даже и не посмеет мечтать о том, чтобы назвать тебя неженственной.
Она обернулась к нему с внезапной, ошеломляющей улыбкой.
— О, благодарю вас, любезный сэр!
Грэм, когда он снова смог дышать и ослепление оставило его, даже ради спасения собственной жизни не смог вспомнить, о чем они только что разговаривали.
Не важно. Возможно, в настоящий момент было достаточно того, что он прогуливался вдоль сельской дороги с единственной женщиной в мире, которую он будет любить всегда: со своей отважной, умной мисс Софи Блейк.
Сознание Софи не было таким безмятежным. Она составляла план — чудесный, ужасный — пугающий план.
Что, если она доведет свою шараду до самой возможной крайности?
Что, если она сделает больше, чем просто украдет двести фунтов, отложенных на платья и путешествие, и изобразит из себя бедную, но благородную, давно потерянную кузину ради краткого момента свободы и перемен?
Что, если она продолжит лгать вечно — до конца своей жизни! — и никогда, никогда не признается никому, что на самом деле она не мисс Софи Блейк, правнучка сэра Хэмиша Пикеринга? Что если она никогда не вернется обратно к тому, кем она была — простой девушкой-служанкой, компаньонкой леди у беспокойной и требовательной миссис Блейк — которая на самом деле приходилась матерью бедной, болезненной, давно умершей маленькой Софи?
Что, если она выйдет замуж за Грэма и выиграет состояние Пикеринга для него и для всех его жалких, заброшенных людей?