Закончив письмо, Сальвато обернулся и кликнул Микеле. Сейчас же дверь отворилась и тот показался на пороге.
— Нашел ты нужного нам человека? — спросил Сальвато.
— Снова нашел, хотите вы сказать, потому что это тот же самый человек, который уже трижды совершал путешествие в Рим и передавал генералу Шампионне послания от республиканского комитета и вести от вас.
— Значит, этот человек патриот?
— Да, и он сожалеет лишь о том, ваше превосходительство, — вмешался появившийся в дверях гонец, — что вы отсылаете его из Неаполя в час опасности.
— Поверь, идти туда, куда ты идешь, тоже значит служить Неаполю.
— Приказывайте. Я знаю, кто вы, и знаю вам цену.
— Вот письмо, ты отнесешь его в монастырь Монтекассино, спросишь брата Джузеппе и передашь ему это письмо. Но только из рук в руки, понятно?
— Должен ли я ждать ответа?
— Я ведь не знаю, кто будет хозяином Неаполя к твоему возвращению, так что ответом послужит для нас условный знак; этот знак скажет мне все. Микеле условился с тобой о вознаграждении?
— Да, — отвечал гонец. — Рукопожатие, когда я вернусь.
— Ну что ж, — сказал Сальвато. — Я вижу, что в Неаполе еще не перевелись настоящие люди. Иди, брат, и да ведет тебя Господь!
Гонец вышел.
— А теперь, Микеле, — молвил Сальвато, — подумаем о ней.
— Жду вас, командир, — ответил лаццароне.
Сальвато пристегнул саблю, засунул за пояс пару пистолетов, приказал слуге-калабрийцу ждать его в полночь на площади Мола, имея наготове двух верховых лошадей, и вместе с Микеле вышел на улицу Толедо. Затем он свернул на улицу Кьяйа и берегом моря прошел до самой Мерджеллины.
По мере того как он приближался к Дому-под-пальмой, до него все яснее доносилось нечто вроде странного псалмопения.
Под окном столовой он заметил высокую фигуру, которая жалась к стене, неподвижным силуэтом вырисовываясь на ее фоне.
Микеле первым узнал албанскую колдунью, каждый раз появлявшуюся перед Луизой в решительные минуты ее жизни.
Он придержал Сальвато за руку, подав ему знак прислушаться к пению колдуньи. Та уже заканчивала свою песню, но друзья успели расслышать следующие слова:
Северных ветров настали сроки,
Ласточка на юг летит от нас.
Вслед лети, голубка, в путь далекий!
Ведь путем весны не в первый раз Птицам возвращаться! В добрый час!
— Войдите к Луизе, — шепнул Микеле Сальвато, — а я задержу Нанно, и если Луиза захочет с ней посоветоваться, кликните нас.
У Сальвато был ключ от садовой калитки; как мы уже говорили, все тайны, какие обычно окружают только что зародившуюся робкую любовь, к этому времени если не открылись полностью, все же несколько прояснились, хотя постигнуть их могли пока лишь близкие друзья.
Сальвато только притворил калитку, поднялся на крыльцо, толкнул дверь в столовую и увидел Луизу, стоящую у прикрытого жалюзи окна.
Ясно было, что она не пропустила ни одного стиха из баллады, пропетой колдуньей.
Заметив Сальвато, она подошла и с печальной улыбкой положила голову ему на плечо.
— Я еще издали видела, как шли вы с Микеле, — сказала она. — Я слушала эту женщину.
— Я тоже, — отвечал Сальвато. — Но расслышал только последнюю строфу ее песни.
— Она лишь повторяла предыдущие. А всего их было три, и все три предупреждают об опасности и советуют бежать.
— Прежде эта женщина тебя не обманывала?
— Никогда. Напротив, в первый же раз, как я увидела ее, она предсказала мне такое, что я тогда считала невозможным.
— А теперь это представляется тебе более правдоподобным?
— С тех пор как мы познакомились, друг мой, произошло столько непредвиденного, что теперь мне все кажется возможным.
— Хочешь, позовем эту колдунью? Если тебя она никогда не обманывала, то я могу похвалиться, что именно она наложила первую повязку на мою рану; эта рана могла быть смертельной, но я не умер.
— Одна я бы не решилась, но с тобой ничего не боюсь.