Сандаловое дерево

По правде сказать, в Калькутте, путешествуя в паланкинах и перемещаясь из одной английской гостиной в другую, я не видела ничего индийского. Здесь разносчики-торговцы приходят прямо к дверям — со своими ящиками с разнообразной снедью, которые они носят на голове, а крестьянские повозки, запряженные волами, проплывают вверх и вниз по дороге, проходящей недалеко от дома. Служебные постройки располагаются настолько близко, что мы как будто живем вместе со слугами. По утрам мы для разминки ездим в деревню, а в полдень обезьяны уже скачут по сандаловому дереву, что растет перед бунгало, иногда запрыгивая через окна на веранду, чтобы усесться в плетеные кресла, словно в ожидании чая. Иногда Фелисити становится под сандаловым деревом и бросает им конфеты. Индусы считают сандал священным деревом и благоприятным знаком, если он растет перед домом. Нас окружают пурпурные дикорастущие гелиотропы, красные бугенвиллеи и белые рододендроны. Фелисити выращивает на клумбах под сандаловым деревом огненные индийские бархатцы и сажает вдоль веранды, просто потому что считает их веселыми цветами. Местные жители тоже любят бархатцы, используя их для гирлянд и храмов. Я решила, что их солнечный оттенок как нельзя лучше подходит для универсального символа радости. Все остальные цветы в той или другой степени зависимы от погоды, но только не стойкие цветки бархатцев, которые не берет ни жара, ни холод и которые неустанно расцветают лишь для того, чтобы радовать наши сердца.

Глава 14

1947

Приглушенный скрип резиновых колес коляски эхом разлетелся в тишине буддийского храма. Билли, к счастью, спал, а иначе бы его высокий голосок пробежался рикошетом по стенам. Каменный пол приятно холодил босые ступни; чувствуя себя незваным гостем, я лишь усилием воли удержалась от того, чтобы не ступать на цыпочках.

Помещение было намного меньше церкви Христа и напоминало ярко раскрашенные индуистские храмы, встречавшиеся здесь на каждом шагу. На одной стене висел исписанный каллиграфическим почерком свиток, на другой — разноцветная тангка, живописующая события индийских мифов. Как и в индуистских храмах, здесь не было стульев, а вместо Ганеши или Ханумана под золотистым балдахином сидел массивный каменный Будда, у ног которого горели масляные лампы, освещавшие подносы с подношениями: бархатцы, миска с рисом, печеные яблоки, папироски биди, черно-белая фотография, браслет из бисера — значение которых было известно только молящимся и Будде.

Относительная пустота храма ощущалась как нечто чужеродное. Я привыкла к мозаичному стеклу и органам, золоченым святым, серебряным канделябрам и потолку с голыми херувимами. В строгости, скупости убранства, пустоте присутствовало некое ощущение ожидания.

Человек в белой курте проскользнул через боковой вход и, мягко шлепая по каменному полу босыми ногами, подошел ближе. Поняв, что это не какой-то туристический аттракцион, я сказала:

— Извините… я просто вошла…

Его бритая голова отливала в пламени свечей бронзой, глаза напоминали кофейные зерна, а кожа была цвета темного меда. Лоб казался слишком большим, даже раздутым, а черты сдвинуты к центру. Уголки бровей слегка заворачивались вниз, придавая лицу выражение иронического терпения. Он не был красив, но лицо его располагало к себе.

— Все в порядке, мадам. — Он сложил руки в молитвенном жесте. — Я и сам здесь чужой.

Его британский акцент стал для меня полной неожиданностью.

— Вы англичанин?