Как же трогательно выглядела сейчас эта ожесточенная, серьезная девушка с растрепанными волосами, в тонком пальто, с обветренными губами и покрасневшим, воспаленным лицом, на котором отразилось невиданное упорство… Сердце Лаэрта сжалось. Он выхватил ее руки и трепетно поднес к губам, согрев своим дыханием…
Сандра следила за ним недоверчиво и почти враждебно, готовая в любой момент вырваться, оттолкнуть, броситься прочь.
— Зачем ты избегаешь меня? Почему скрываешься, будто я желаю тебе зла? — искренне воскликнул он, а ей хотелось смеяться и плакать, ведь перед ней был прежний, милый Лаэрт — такой, каким она его полюбила… Будто и не было вовсе тех страшных минут разочарования, опустошения, предательства, когда он вдруг так переменился. Сандра едва удержалась от вопроса: не одумался ли он? Не прогнал ли ту женщину? Не освободился ли от своего губительного пристрастия? Но не посмела.
Согрев ее руки, Лаэрт притянул девушку к себе, закутал в полы своего длинного черного пальто, а она, разморенная долгожданным теплом, больше не хотела разбираться в своих чувствах. Она просто прижималась к нему — доверчиво и безоглядно. Пусть ненадолго, но сладкая иллюзия согреет ее прежде, чем этот сон растает. Она снова готова была простить ему все: к чему копить обиды, собирая их в коллекцию? Сандра больше любила хранить в своей памяти более приятные вещи, наверное поэтому не умела долго сердиться на людей.
— Ты совсем потеряла здравый смысл, раз стоишь здесь на всех ветрах в такой легкой одежде, — начал он поучать ее, словно младшую сестру. — Да и с тем человеком тебе нужно быть осторожнее…
— Герберт хороший, — просипела Сандра, задетая его нравоучениями. Интересно: будет ли он ее слушать, скажи она то же самое о Жанни Лагерцин? Конечно нет, ведь Сандра для него — очередная подопечная!
— Нам нужно поговорить, — вдруг сказал он, сделав какое-то неопределенное движение. — Пойми, ведь я теперь обязан тебе… Я хочу, чтобы ты была счастливой!
Его слова, сказанные неизменно мягким, вкрадчивым голосом, не вызвали, однако, в ней ничего, кроме очередного приступа разочарования. «Что это за человек? Почему он всегда говорит одно, а делает другое? «Обязан», «счастливой» — уж не глупость ли все это? Если бы Лаэрт действительно любил меня, то не говорил бы своих путанных фраз, в которых мало кто может разобраться, а одним взглядом, жестом, словом объяснился бы со мной, и я бы все поняла. И мне бы больше ничего не нужно было для счастья», — с горечью подумала Сандра. Ей не нужна братская любовь человека, которого она любит больше всего на свете. Ей нужно все — или ничего.
Вывернувшись из его объятий, она достала из коробки первую попавшуюся статуэтку (это был красный бык с отбитым рогом), и сунула ее в руку Лаэрта.
— Я не дала вам разговора, так возьмите хотя бы это! — а после чуть ли не бегом бросилась прочь в страхе, что нежные, теплые, любимые руки в последний, решающий момент не позволят ей уйти, а потом оттолкнут — неожиданно и бесповоротно.
— Стой! — во весь голос крикнул Лаэрт, но этим лишь подхлестнул ее желание скрыться. Обязан. О, это слово способно объяснить многое! Обязан — действо отнюдь не по велению сердца, а она не хотела ни к чему обязывать того, кого любила.
Если б не гололед, Сандра припустилась бы бежать, и Лаэрт ни за что не догнал ее, а так… уже через несколько отчаянных попыток скрыться он почти настиг беглянку. И тут случилось непредвиденное. Поскользнувшись, Сандра упала, растянулась на холодной, промерзлой земле, да еще к тому же придавила собой коробки, отчего наверняка ничего не уцелело из того, что могло принести хоть какие-то деньги. Но девушка уже не думала ни о чем. Скрыться, убежать, исчезнуть — вот единственное, к чему она стремилась, ибо боялась утратить свою твердость.
Он рывком поставил ее на ноги, развернул к себе, и она увидела его встревоженный взгляд, но тут же, собрав все силы, вырвалась. С губ ее сорвался жалобный стон:
— Ничего не нужно… Не ходи за мной… Забудь.
Она выглядела такой уставшей, замученной, что ему не хватило совести и дальше преследовать ее.
Лаэрт провожал взглядом убегающую Сандру, и его начинало мучить смутное чувство тревоги. «Я совершаю ошибку?» — подумал он, и перед его глазами пронеслись все те мгновения, когда незнакомка заботилась о нем так, как до нее еще не заботился никто, даже отец и уж тем более мать. На какой-то миг Лаэрту показалось, что он все понял: надо догнать ее, вернуть, сказать одно короткое слово и… больше никогда не отпускать от себя. Однако вместо этого он покачал головой и медленно побрел в противоположную сторону — домой, где его дожидалась некогда обожаемая и желанная женщина, теперь ставшая чужой.