Сандра (СИ)

Ей доставляло удовольствие наблюдать замешательство этого «милого и доброго» человека. Как она могла столь заблуждаться в нем?! Она и оглянуться не успела, как оказалась в капкане чей-то власти. Только с ясным пониманием реальности к ней пришло ощущение омерзения: вот, чего добивался от нее Герберт Лабаз! Он сидел в ее комнате, на ее кровати, а она даже не имела права выгнать его, потому что эта самая жалкая комнатушка была снята на его деньги. Никогда Сандра не чувствовала себя такой бесправной, такой униженной… Нет, людям нельзя верить! Сколько раз ее обманывали за все последнее время? О, она уже сбилась со счету!

— Хорошо, я скажу тебе правду, — вымолвил Лабаз, вдруг сделавшись серьезным.

— Я слушаю вас! — железным тоном провозгласила девушка.

Герберт встал, мучительно заходил по комнате, собираясь с мыслями и подбирая слова. Наверное, никогда еще этот приветливый, беззаботный человек, не умеющий говорить о мирских тяготах без иронии, не выглядел таким потерянным и старым.

И вновь Сандру охватило ощущение тайной мути — как и тогда, когда Эмиль поведывал ей о своем преступлении. Но в отличие от Эмиля, Герберт еще не дошел до той крайней степени отчаяния, когда покаянная речь льется рекой — дверца в его сердце приоткрылась лишь наполовину, и он еще раздумывал: говорить ему об этой спрятанной частичке своего прошлого или же смолчать.

— Иногда мне бывает очень тяжело, — начал Лабаз. — Я чувствую себя недостойным… В общем, начну с самого главного, иначе не смогу объяснить того, что ты для меня значишь. Это трудно… Трудно провести параллель между двумя несопоставимыми вещами… Но когда я увидел тебя, во мне что-то дрогнуло. Это странно. Не сочти мои слова за бред, но я действительно будто снова увидел ее… Это было во времена моей беспечной молодости. Меня любили женщины, они с легкостью бросались в мои объятья — мне даже не приходилось их особо уговаривать. А она жила здесь, в этих стенах, которые уж позабыли о ней… Так давно это было! Странно, но когда ты попросила меня помочь тебе с жильем, я почему-то решил отвезти тебя именно сюда не потому, что поскупился на более добротную гостиницу, а потому, что хотел заново пережить свою молодость. Эти поразительные совпадения до того воздействовали на меня, что я даже забыл о своем возрасте; мне показалось, будто я снова стал молодым. Не подумай обо мне ничего дурного, но я действительно отдал бы все, лишь бы пережить заново то время и не совершить ошибок… Иногда я чувствую себя извергом, ведь я распорядился чужой судьбой…

Герберт стоял к ней спиной, поэтому не видел, как побледнело лицо девушки, как расширились ее глаза, а губы изумленно раскрылись. Он был погружен в переживание минувших лет, бормоча что-то несвязное, но и представить себе не мог, насколько все понятно его молчаливой собеседнице! Ведь она столько раз слышала эту историю из уст своей матери…

Неужели?! Неужели человек, доставивший ей столько приятных минут, — ее отец?! От одной этой мысли по телу проскакивал электрический ток. Нет-нет, это не может быть правдой! Она представляла себе отца совсем другим!.. Подумать только: человек, который много раз целовал ей руки, дарил подарки, сыпал комплиментами, обнимал за талию во время прогулки, — всегда оставался ее отцом! Страшно представить, как далеко они бы зашли, будь Сандра хоть чуточку легкомысленнее, а Герберт — чуточку настойчивее.

42

Опомнившись, Лабаз выпрямился и с улыбкой приблизился к ней, а она вынуждена была прятать глаза, потому что в них застыли слезы.

— Я утомил тебя, мой друг. Ты выглядишь усталой…

Он приподнял ее лицо за подбородок, но Сандра увернулась, чтобы избежать откровенного взгляда. Ей не хотелось выдавать себя. Что будет, если она скажет ему: «Я ваша дочь»? Ничего, кроме недоумения, за которым последует бегство. Девушка на миг даже представила себе, как испуганно вытянется лицо Герберта, как отшатнется он от нее, словно от наказания, явившегося взять с него плату за все промахи, совершенные по велению эгоизма. Лабаз мучился, полуосознанно пытался искупить свою вину, но чем он мог помочь? Время было упущено, а дело — сделано.

Сандра не хотела жаловаться, не хотела упрекать, не хотела омрачать их знакомство, перечеркивая все, что было до этого. Ей лишь хотелось еще раз убедиться в том, что ее отец чистосердечно сожалеет о содеянном, поэтому спросила, будто из любопытства:

— Что стало с той женщиной?

Ее вопрос не то испугал, не то покоробил Герберта: он потупился и замялся, но потом, видимо, вспомнил, что его собеседнице ничего не известно, осмелел и сказал с привычной иронией:

— Она уехала куда-то очень далеко. А потом я узнал, что она умерла — вот и все, что я могу сказать.

— Умерла?! — переспросила Сандра, чем едва не выдала себя, ибо прозвучало это с таким возмущением, что Лабаз вздрогнул.

— Ну да… Все когда-нибудь умирают, чему тут удивляться!

Он сказал это так бездушно и отчужденно, что Сандра с трудом удержалась от того, чтобы не выплеснуть ему все в лицо.