Сандра (СИ)

Он протянул ей бумажку, которая призрачно белела в темноте. Сандра подавленно застыла, не в силах вымолвить ни слова согласия, ни слова протеста. Если второе она считала себя совершать не в праве, то первое ей не позволяло сделать ее обманутое чувство, которое еще жило внутри нее и отчаянно сопротивлялось. Да-да! Как же ее светлая, искренняя любовь боролась за свое существование, как побуждала воспротивиться тому, о чем он ее просил!

Расценив ее промедление по-другому, Лаэрт перешел к уговорам:

— Я ведь попросил у тебя прощения за все, что случилось. Ты многое пережила по моей вине, что не возместить деньгами. Ты не станешь владелицей моего дома, зато я отдам тебе часть сбережений своего отца… Да чего уж там — отдам добрую половину, лишь бы загладить свою вину. Но и половины хватит, чтобы жить без бед… Понимаю, это трудно, но нам нужно забыть все, что произошло. Мне не удалось разыскать Эмиля — мерзавец исчез без следа, но, думаю, совесть не даст ему покоя.

Он вторично протянул листок с адресом, но сказанное им не возымело никакого действия: девушка упорно молчала, опустив глаза.

— Хочешь, я встану перед тобой на колени?! — отчаявшись, воскликнул Лаэрт, и Сандра испытала еще один болезненный укол в сердце. Нет, она не хотела, чтобы он перед ней унижался, вымаливая развод!

Девушка тихо всхлипнула, и Лаэрту стало безмерно жаль бедняжку. Ведь это он причинил ей столько боли, а она все время держалась храбро, не требуя ничего взамен!

— Иди сюда, — тихо сказал Лаэрт; на этот раз в его тоне сквозила нежность.

Он высказал самое заветное, чего требовало сейчас ее сердце, и Сандра поняла, что не сможет устоять.

— Нет! — в отчаянии крикнула она, борясь с собой, но рванулась вперед и мгновенно оказалась в его объятьях… Как же ей хотелось рассказать ему обо всем, что так ее тревожило: о Герберте, о трудностях, — но Лаэрт всего лишь снова братски утешал ее…

«Что я делаю? Ведь мы здесь совсем не для этого! Дома меня ждет Жанни», — размышлял Лаэрт, но почему-то не испытывал никакой радости. Та встреча с ней после долгой разлуки одурманила его; он так сильно хотел снова жить, снова испытывать наслаждение, что позабыл все на свете. Но как же теперь было приятно находиться рядом с чистой, непорочной девушкой, держать в своих руках ее заледенелые ладони, вдыхать аромат как всегда беспорядочно спутанных волос, пахнущих морозной свежестью; разговаривать с ней, чувствовать ее понимание…

Встреча с Сандрой была для него как прохлада после жаркой пустыни, как глоток свежего воздуха после ослепляющего пожара страсти, как долгожданное отрезвление после алкогольного дурмана…

Жанни могла дарить лишь иллюзию счастья, которая исчезала с восходом солнца; эта женщина была создана для мимолетных встреч, для тайных увлечений, но не для долгой совместной жизни. Лишь после того, как Лаэрт принял любовницу под кров своего дома, он понял, что совершенно не знает ее. Перед ним вдруг открылась истинная натура Жанни: ее пристрастия вызывали в нем недоумение, ее разговоры не могли его заинтересовать, и в один прекрасный день Мильгрей осознал, что страсть не может жить вечно. Она вспыхивает и гаснет, дарит пресыщение и забирает взамен частичку души.

44

«Что я делаю?!» — с ужасом повторил про себя Лаэрт, вдруг осознав, что девушка, которая теперь покоится в его объятьях, одна из всех по-настоящему понимает его. Лишь она никогда бы не отреклась от него, что бы он не совершил! Лишь она готова была идти за ним по раскаленным углям, поддерживать его в горе и в радости, она, а не Жанни! Сандра уже давно ЛЮБИЛА его, но обыкновенная девичья скромность не позволяла ей признаться первой. Эта мысль была подобна озарению. Почему Лаэрт не понял этого раньше, после дружеского поцелуя в лесной сторожке, когда между ними еще не стояли ни Жанни, ни Герберт Лабаз?! А теперь все было упущено. Да, он сжимал ее в своих объятьях, но уже не мог принадлежать ей, а она — ему, потому что были обязательства перед Жанни, и — да — был Герберт Лабаз… «Неужели Сандра стала любовницей человека, годящегося ей в отцы?» — мучительно думал Лаэрт, глядя в ночное небо, что раскинулось над их головами бархатным шатром.

— Пойдем. Становится холодно, — прошептал он, наслаждаясь последними глотками чистого воздуха перед новым броском в омут порочной связи, на которую обрек себя сам.

Сандра немного успокоилась. Ее дыхание выровнялось, плечи больше не вздрагивали, однако она не хотела расставаться. Лаэрт видел это и все понимал. Он и сам не знал, что испытывает к этой девочке: до того ему были ведомы лишь страсть и братская привязанность, — но это новое чувство нельзя было причислить ни к тому, ни к другому…

Они медленно брели по обледенелой дороге вдоль набережной, освещенной серебристым диском луны, а их руки все также сплетались, не в силах насытиться теплом друг друга. Этот вечер, этот одинокий берег, это благословенное одиночество усталых сердец, этот благодатный покой — пропитались сплоченностью и пониманием…