Сандра (СИ)

Лаэрт осуществил давнюю мечту, он привел в свой дом падшую женщину, он пренебрег приличиями, растоптал честное имя отца, но почему-то не получил и сотой доли удовлетворения. Живя с Жанни, просыпаясь каждое утро рядом с ней, целый день видя ее, Мильгрей больше не испытывал того полыхавшего в крови огня, того азарта, который сопровождал все их прежние тайные встречи. Так, наверное, разочаровывается ребенок, которому наконец купили долгожданную игрушку. Там, за стеклянной витриной магазина, она кажется ему красивой, недосягаемой, а оттого желанной, и все дальнейшее время наивное дитя живет ожиданием, предвкушением обладания заветным предметом. Обретя же его и принеся домой, ощущает пустоту — ведь что может быть слаще предвкушения?

Вот и Лаэрт будто протрезвел. Уже спустя каких-то три дня он обнаружил рядом с собой немолодую, пошлую, грубую женщину — и с ужасом понял, что с ней даже не о чем поговорить. Жанни не читала книг, не интересовалась ничем, кроме денег и плотских наслаждений, отчего Лаэрт стал чураться ее, избегать, но из каких-то остатков благоговения к мечте не решался разрушить все, чего достиг с большим трудом. Он был обязан жениться на Жанни Лагерцин, потому что обещал в порыве юношеской страсти обеспечить ее всем необходимым.

А Жанни испытывала верх блаженства. Она узнала, что иметь проверенного «постоянного клиента» гораздо надежнее, чем плыть по течению, особенно в ее возрасте, когда красота стремительно угасает, а ни в душе, ни за душой не остается ничего, способного разжечь в мужчине интерес. Вцепившись мертвой хваткой в своего покровителя, она ни за что бы не отпустила его. Жанни просто не имела другого выхода.

Лаэрта не покидало ощущение, что он совершает роковую ошибку. Сидя в своем кабинете, прислушиваясь к завыванию ветра за окном, он чувствовал себя безмерно одиноким. Все отвернулись от него, как от прокаженного. Даже Миля и Ники. Они переехали в дом своих покойных родителей, заявив, что не желают жить под одной крышей с Жанни Лагерцин. Все, даже тихая, преданная Александра теперь избегали его… Ради кого он променял близких, дорогих ему людей? Ради женщины, с которой его ничего не объединяло.

Часть седьмая

Прощание

41

Чуть живая, Сандра бежала до самого дома, боясь опомниться, вернуться, догнать любимого, сказать ему все, покориться его воле… Что будет дальше? Ей было страшно даже подумать о будущем. Она погрязла в долгах, как в трясине; кругом были одни обязательства: перед Гербертом Лабазом, перед Стефаной… Сандра боялась показаться соседке на глаза, ведь она испортила последнее, что та имела.

Как сомнамбула плелась она к двери своей комнаты — изможденная, замерзшая, отчаявшаяся. Но здесь ее подстерегало новое испытание: в комнате ожидал Герберт Лабаз. Он восседал на ее кровати, закинув ногу за ногу, и насвистывал какой-то веселый мотив.

Когда Сандра вошла и он обернулся к ней с привычной слащавой улыбкой, она впервые почувствовала к нему отвращение. Впрочем, не к нему одному — она почувствовала отвращение ко всему праздному, не знающему бед, нужды и голода. Ласковое обращение «мой друг» теперь даже рассердило ее: как он смеет сидеть здесь и рассуждать о каких-то пустяках?! Ведь она не может отблагодарить его, у нее нет ни гроша за душой, а гордость не позволит ей просить денег у Лаэрта.

— Что случилось, мой друг? — спросил Лабаз со следами легкого замешательства в голосе. — Почему ты больше не принимаешь от меня подарки? Почему не хочешь, чтобы я заботился о тебе?

Сандра стояла у стены, и лицо ее впервые было непроницаемо серьезным; вся она выглядела как неприступная скала, и было даже трудно себе представить, что эта рассерженная девочка могла когда-то улыбаться. Теперь она не испытывала к этому человеку ничего, кроме раздражения, ведь он смотрел на нее, как на свою собственность, и, наверное, имел на это право — большую часть времени Сандра существовала за его счет: он кормил, одевал ее, вносил плату за жилье…

— Зачем вы сюда ходите? Для чего все это делаете? — спросила девушка, глядя на своего покровителя из-под нахмуренных бровей, и вздрогнула, когда услышала в ответ беззаботный смех. Проблески здравого смысла, появившиеся с таким опозданием, сильно позабавили Лабаза.

— Какие мы суровые! Моя милая…

— Я не ваша, — отрезала девушка, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Что, ты отказываешься от моей дружбы? — спросил Герберт, с глуповатым видом приподымая одну бровь. — Кто ж это тебя надоумил?.. Или я чем-то обидел тебя? Право, не припоминаю такого случая!

— Бросьте, господин Лабаз, — сухо ответила Сандра и посмотрела на него с таким упреком, что он невольно отвел глаза. — Все говорят, будто я ваша любовница, и никому уже не докажешь, что это неправда, ведь вы ходите сюда, дарите мне подарки…

— Глупости! Ты ничего мне не должна. Разве что… В общем, ты сама понимаешь… Все в твоих руках! Только ты знаешь, как сделать меня, никчемного старика, по-настоящему счастливым…

— А если я скажу, что не знаю? — с вызовом произнесла девушка, откинув голову назад.