Лишь после этого отчаянного крика люди зашевелились, но попытки подступиться к драчунам не увенчались успехом. Отшвырнув Лаэрта на близстоящий столик, Герберт уже думал торжествовать победу, но не тут-то было! Молодой соперник не выпустил из пальцев его одежды, и оба с грохотом рухнули на пол, опрокинув столы. Звон посуды не охладил противников, уже через секунду они с остервенением катались по полу, издавая глухие, хриплые звуки, подобные рычанию диких зверей.
Кто-то завизжал, волна зевак отхлынула в сторону; потревоженные постояльцы подняли шум, кто-то требовал вызвать полицию. Лишь когда возникла угроза порчи имущества, подоспели охранники и под руки оттащили Лабаза. Его соперник к тому времени обездвижено лежал на полу.
Провожаемый испуганными взглядами Герберт Лабаз под конвоем проследовал к выходу и, поравнявшись с бледной, как полотно, девушкой, чуть слышно прошептал:
— Я отомстил за тебя… — Его глаза гордо блеснули, но Сандра с омерзением отшатнулась. Взлохмаченный, с пеной у рта, он напоминал старого бешеного пса. Она больше не думала о нем, а бросилась к распростертому среди осколков битой посуды Мильгрею.
— Лаэрт!.. — Сандра склонилась над ним, и он немедленно приоткрыл помутневшие глаза. Забыв о том, что находится на всеобщем обозрении, она с испугом, с благодарностью, с умилением утирала его лицо дрожащими пальцами, вне себя шепча какие-то бессвязные речи.
— Ему нужна помощь? — спросил сверху чей-то безучастный голос.
Сандра растерянно оглянулась, но Лаэрт ответил сам, силясь подняться.
— Нет, — прохрипел он, облизывая разбитые губы. — Все в порядке… извините… я не хотел…
Он с недоумением оглядывался вокруг, словно не совсем понимая, как вообще мог оказаться лежащим на полу — поверженным, побежденным, раздавленным — под множеством взглядов… Лаэрт всегда был тихим, скромным, здравомыслящим человеком, отчего произошедшее сильно смутило его. С трудом, опираясь о плечо Сандры, молодой человек поднялся на ноги, опустив глаза, как провинившийся драчун-мальчишка, и уже хотел было, шатаясь, покинуть место позора, как остановился, порылся в кармане брюк, достал оттуда смятые купюры и сунул их в первые попавшиеся руки со словами:
— Простите…
Изумленные столь благородным поступком, некоторые даже провожали несчастного участливыми взглядами.
Сандра помогла Лаэрту выйти на улицу и спуститься с высоких ступенек крыльца. Он молчал. Быть может, ему было стыдно, что какой-то престарелый забияка сумел одолеть его, а может, он стыдился собственной горячности.
Морозный воздух остудил пылающие нервы. Сев в одно из припаркованных у обочины такси, Лаэрт назвал свой адрес, и автомобиль немедленно тронулся в путь. Сандра не смела оставить возлюбленного в таком состоянии. Там, в полумраке заднего сиденья, она подобрала его в свои объятья, и он не воспротивился ей, благоговейно склонив свою голову к ней на грудь.
— Зачем ты это сделал? — решилась наконец спросить девушка.
Лаэрт встрепенулся и удивленно взглянул на нее.
— Я должен был так поступить, ведь этот человек… этот недостойный человек сделал тебя своей… Впрочем, я почти его не знаю; знаю лишь, что он женат и бесчестно встречается с тобой… Я не понимаю, зачем ты веришь ему, Александра?! Если тебе нужны деньги, я их всегда могу дать… Только скажи… — растерянно говорил он, с мольбой глядя в ее близкое лицо.
— Я не встречаюсь с ним в том смысле, в каком ты думаешь, — возразила Сандра. — Он был моим другом… Я даже не знаю, как это объяснить… Он помогал мне…
— Зачем ты лжешь?! — воскликнул Лаэрт с мрачной иронией. — Мы никогда по-настоящему не были мужем и женой, я не хранил тебе верность. Ты не обязана оправдываться…
Он устало откинулся на сиденье, высвободившись из ее рук, точно они мешали его дыханию.
— Но я правда не изменяла тебе! — воскликнула Сандра. — Я не изменяла никому, в первую очередь — самой себе… Потому что Герберт Лабаз — мой…
Она хотела сказать, но слова застряли у нее в горле. Лабаз — ее отец? Да она сама не до конца верила в это… Быть может, это и вправду была ошибка, совпадение? Может, Сандра просчиталась? Ведь Герберт не назвал имени своей давней любовницы!
В любом случае Лаэрт не стал слушать. Он прервал ее коротким движением руки, в котором ясно выразилась вся его непримиримость.
— Довольно. Я женился на тебе, думая, что скоро умру. Я хотел сделать последнее доброе дело в своей жизни… Но теперь я знаю, что еще буду жить, а передо мною сидишь ты: и не чужая, и не близкая. Я не знаю, кто ты для меня и не знаю, чего хочу. Лишь одно могу сказать с уверенностью: я успокоюсь, если ты будешь счастлива, если ты встретишь хорошего человека, а не какого-нибудь проходимца. Наше «прощание» не состоялось. Это к лучшему. Ночь супружеского долга — смешно! После я бы чувствовал себя виноватым… Так нам удалось сохранить чистые, дружеские отношения.