Сандра подавленно молчала, отвернувшись к окну, за которым мелькали дома, деревья, улицы, прохожие… Это был самый долгий день в ее жизни и самый долгий вечер. «Дружеские, чистые отношения, — усмехнулась она в душе, — мы сохранили их, но какое же меня охватывает опустошение! Я совсем не рада тому, что нам удалось сохранить…»
— Возьми это, — Лаэрт сунул в ее руку ту самую злополучную бумажонку с адресом, означавшим разлуку.
Сандра увидела приближающийся особняк Мильгреев за чугунным забором, и внутри нее что-то оборвалось. «Сейчас он уйдет. Уйдет, и больше мы никогда не останемся наедине». Решение пришло молниеносно. Какая-то неведомая сила толкнула Сандру совершить этот дерзкий поступок — она забыла о смущении и гордости. В полумраке автомобильного салона Сандра целовала его с такой ненасытностью, какой никогда раньше в себе не подозревала — так делает свою последнюю затяжку заядлый курильщик.
Смятенная, разгоряченная, она наконец отстранилась и только теперь заметила, что они стоят напротив ворот, а таксист ждет денег, поглядывая в зеркало заднего вида…
— Это было лишним, — морщась, отчужденно бросил Лаэрт. — Сегодняшний вечер расставил все по своим местам. Прощай…
Словно сквозь туман Сандра видела, как он расплачивается с водителем, как называет ему ее адрес, как его фигура в развевающемся черном пальто скрывается за воротами, растворяясь в темноте сада… Через мгновение Лаэрт Мильгрей остался позади как какое-то видение, и только сиденье еще хранило его тепло.
Неужели это прощание? Неужели их встреча — ошибка? Неужели?!..
Часть восьмая
Во имя чести и любви
48
— Вы разбиваете семью, вы растаптываете чувства моей матери, а она и так настрадалась за свою жизнь! Поэтому я требую: немедленно оставьте в покое Герберта Лабаза, иначе… иначе я за себя не ручаюсь!
Это было сказано с таким ужасающим презрением, с такой испепеляющей злостью, что Сандра не успела даже мелочно, глупо обидеться, настолько она была потрясена. Этот развращенный деньгами и гордыней юноша не подозревал, что говорит со своей единокровной сестрой… Да-да! Ален Лабаз, вызвавший в ней столько неприязни с первой встречи, был ее братом: у них один отец и разные судьбы. Как и Лаэрт, теперь он полагал, что она состоит с Гербертом в порочной связи. Ален прекрасно все понимал, ведь сам пристрастился к опасным любовным играм, и доказать ему обратное было также нелегко, как уверить хищника, что можно питаться травой и фруктами.
Оглядывая бедное жилище, Ален презрительно морщился, принимая мученический вид человека, идущего на «великие» жертвы во имя сохранения семьи. Какие бы грешки не водились за ним самим, отец, по его мнению, не имел права вести разнузданный образ жизни. В частых стычках по этому поводу сын яростно внушал пожилому ловеласу, что тот уже стар и неинтересен женщинам, что ему «пора на покой», а супруга Герберта тут же норовила поддакнуть. Под двойным обстрелом Лабаз-старший не выдерживал и назло покидал родной дом на несколько дней, живя в отеле и наслаждаясь свободой. После каждого обидного слова, брошенного ему сыном, Герберт еще упорнее кидался возрождать свою молодость. Он с настойчивостью одержимого занимался физическими упражнениями, совершенствовался в рукопашном бое, находил себе новых молоденьких любовниц. Не существовало для Герберта прозвища обиднее, чем небрежное «старик», а Ален нарочно называл его именно так. Иногда и сам Герберт, желая вызвать в собеседницах прилив умиления, иронично называл себя «одиноким стариком», а потом наслаждался, слушая, как те начинают воодушевленно доказывать обратное.
Но прошлой ночью Герберт явно перестарался. Слухи о драке распространились по всей округе. Такого не бывало уже давно: чтобы в приличном месте двое приличных людей сцепились подобно пьяным матросам: разгромили кафе и едва не убивали друг друга! Об этом происшествии даже написали в газетах. Понимая, что позор коснулся всей семьи, Ален Лабаз взялся срочно выпутывать отца из темной истории, ведь ни для кого не было тайной то, что драка произошла из-за женщины — из-за брошенной чужой жены!
— Понимаю: муж вас бросил, обменял на какую-то кокотку, и вы исполнены намерений отомстить ему, но я настоятельно прошу вас избрать для этих целей кого-нибудь другого, только не моего отца, — холодно продолжал Ален. «Ему понятно! — горько усмехнулась Сандра. — Что он вообще может понимать?! Даже если я сейчас все расскажу, он никогда не признает во мне сестру — такие, как Ален Лабаз, презирают внебрачных детей, потому что и у них могут возникнуть похожие проблемы», — подумала девушка и еще крепче стиснула зубы, приготовившись к любым нападкам. Но кажется, незваный визитер не горел желанием задерживаться здесь дольше положенного — сама атмосфера бедноты действовала на него угнетающе, и он, посчитав свою миссию выполненной, поспешил насмешливо откланяться.
— Полагаю, вы все усвоили, — процедил он сквозь зубы. — Нам больше не о чем говорить.