Санек (СИ)

Раздумывая об этом, я поймал себя на мысли, что уже прикидываю в уме разные особенности конструкции нынешних самолетов и невольно думаю, как и что можно улучшить. Нет, я никакой не инженер-авиастроитель, просто любил в свое время почитать, покопаться в интернете, посмотреть, что и как было в авиации, как она развивалась и так далее.

Удивительно, но сейчас, я без проблем вспомнил практически все, что видел, слышал или ощущал раньше — как в прошлой жизни, так и в этой.

Например, я мгновенно вспомнил во всех подробностях ремонт автомобильного двигателя, стоявшего у нас на ГАЗ-24, который разбирал и собирал отец, а я при этом присутствовал и даже помогал на уровне принеси-подай-иди-нафиг-не-мешай. Или как я уже сам ремонтировал Иж Юпитер-5, который я перебрал своими руками и не один раз. Да вообще дофига нужного можно найти, если хорошенечко покопаться в памяти.

Взбудораженный этой неожиданностью или, скорее, бонусом, я чуть сосредоточился и вспомнил даже, как сосал мамину грудь в совсем уж младенческом возрасте, притом в обеих жизнях. Эта плюшка настолько заинтересовала, ошарашила и обрадовала меня, что про сон я забыл напрочь. Чуть не полночи смотрел своеобразное кино, вычленяя полезное из накопившегося за длинную жизнь и, главное, полезного в нынешнем времени. Уже вырубаясь, успел подумать: «хорошо, что в прошлой жизни я любил читать и интересовался самыми разными вещами, никак не связанными между собой. Есть с чем работать, в любом направлении».

Утром дед с трудом меня растолкал. Встал уже уставшим, вялым и ко всему безразличным. С трудом заставил себя двигаться, чувство было, будто начал отходить после длительной болезни.

Дед смотрел на меня с беспокойством, а после того, как у меня пошла кровь из носа, так и вовсе решил сегодня никуда не идти. А я сделал для себя вывод: помнить все — это хорошо, но небезопасно. Надо как-то аккуратно этим пользоваться, чтобы раньше времени в ящик не сыграть.

Только уже сильно во второй половине дня я как-то пришл в себя. Появились силы самостоятельно посетить кустики, да и аппетит разыгрался нешуточный. Дед, крутившийся возле меня весь день, как наседка у цыплят, глядя на то, как я уничтожаю сваренную им кашу, маленько расслабился.

— Раз кушать захотел, значит на поправку пошел. Не пугай так больше, устанешь, скажи. Лучше потратим немного больше времени на дорогу, чем ты надорвешься и будешь валяться без дела сутками, — недовольно пробурчал он.

Ну да, что ему еще думать, кроме того, что дите переутомилось, но при этом он сам как бы не при делах. Бурчит еще, будто не он маршрут строил, впрочем, привычное для него поведение, в своем, так сказать, репертуаре. Понятно, что переутомление здесь ни при чем, скорее всего, на меня так повлияли игры с памятью, похоже, эта фишка ужасно отбирает силы, поаккуратней надо с этим, а то еще помру молодым.

Как бы там ни было, а к вечеру я уже чувствовал себя хорошо и выспался прекрасно.

На следующий день встал, будто ничего и не было, был бодр, весел и полон сил. Поэтому мы смогли без особых проволочек (если не считать ворчание деда, что, дескать, лучше переждать еще денек, чем потом разболеться), отправиться в путь.

О том, как мы шли дальше, рассказывать особо нечего. Дед пер впереди, как танк, непонятно как находя звериные тропинки, ведущие в нужную сторону. Ночевали в удобных, заранее присмотренных, как я понял, местах, иногда даже подготовленных для ночевок. По крайней мере дров для костра там было с запасом.

Только один день в пути выдался очень сложным, пришлось идти по узенькой тропе посреди почти отвесной скалы. Вот где страху натерпелся. Но наконец-то мы достигли таинственный точки назначения, и я узнал, зачем мы сюда пришли. Нет, понятно, что за какими-то ценностями, благодаря которым я получу достаточно средств для нормальной жизни в Москве, но ничего кроме золота мне до сих пор в голову не приходило.

Действительность оказалась гораздо интереснее и вызвала немало вопросов. А как иначе, если в конечной точке маршрута, довольно обширной пещере, обнаружилась, судя по следам, старинная штольня. Если, конечно, эту вырубку так можно назвать.

Углубление в на первый взгляд сланцевой стене со следами работы ручным инструментом было не особо большим, метров пятнадцать, но каким-то слишком извилистым.

— А что, собственно, здесь добывали? — спросил я деда.

— Вот начнём завтра рубить, тогда и узнаешь, — ответил он, хмыкнув.

На следующий день, когда мы добыли первый изумруд, мне со страшной силой захотелось выругаться. С трудом сдержался и постарался спокойно поговорить с дедом, у которого при виде находки глаза загорелись, как у блаженного.

— Дед, я тебя очень прошу, послушай меня внимательно. Не нужны нам эти изумруды. Не будет добра от этих камней. Как только мы их попытаемся продать, к нам придут и выпотрошат, как сырую рыбу. Не то сейчас время, чтобы даже пытаться их продать, и за одну только информацию о них могут не только нас с тобой прибить, но и всю деревню вырезать.

На удивление дед не стал ругаться, как я ожидал. Наоборот — как-то поник и произнес: