Санькя

Яна сначала слушала спокойно, потом оживилась ненадолго, что-то появилось веселое, взбалмошное, любознательное в ее глазах, но вскоре померкло. Саше, наверное, хотелось задать этот вопрос — а какой он, Костенко, для нее, Яны. Каким он отражался в зрачках ее кошачьих. Она ведь видела его совсем близко, когда он плечи ее ломкие сжимал… Что-то потом они говорили, после случавшегося между ними… У мужчин эти первые слова часто многое значат… Впрочем, столь же часто эти слова вполне бессмысленны.

Саша не мог задать своего вопроса. И поэтому он говорил и говорил, так и сяк поворачивая свою мысль, заметив, что Яна, кажется, вовсе перестала всерьез следить за ходом его умозаключений, и только когда Саша произнес слова о детскости зрения Костенко, неожиданно сказала:

— Я не люблю детей. — И Саша замолчал.

Яна извлекла из стакана с допитым чаем дольку лимона и, облизнувшись, сузив глаза, высосала его, не морщась.

— Ты спрашивал… — сказала она, — спрашивал тогда, как меня тогда отпустили после митинга. Ты же видел мой оторванный капюшон. Ты удивлялся… Меня поймали. Омоновец. Я предложила ему меня отпустить. И он согласился, представляешь? Мы просто зашли в подъезд на десять минут, а потом я пошла домой.

Яна встала из-за столика, она сидела спиной к бару — Саша встал ей навстречу. Она сделала шаг, и так получилось, что они оказались лицом к лицу. Саша взял ее под руки, за локти, легко, еще не зная, что он сможет сказать или сделать сейчас, — и Яна на мгновенье приблизилась к нему, поцеловала быстро в губы.

Потом отстранилась.

— Можно, я одна пойду? — спросила почти нежно.

Саша кивнул, без мысли, просто отреагировав на ее голос.

Она, быстро цокая каблучками, вышла, Саша сел за стол. Лимон, вкус лимона был во рту, очень горячий и сладкий лимонный вкус.

Саша облизывал губы и смотрел на пустой стакан Яны. Черная заварка, зернышки лимона.

Глава седьмая

Негатив уехал не следующий день, рано утром.

— Давай, Нега! — сказал Саша. Они стояли возле бункера.

Негатив кивнул спокойно и пошел. Саша смотрел в асфальт.

— Куда он? — спросил кто-то из «союзников» заинтересованно.

— Он сейчас вернется, — ответил Саша, глаз не поднимая.

Вышел дежурный из бункера, позвал Сашу, вручил ему мобильный.

— Вот. Яна велела передать. Чтоб ты на связи был. Просили пока не уезжать из Москвы.

Саша пожал плечами.

— Хорошо, — сказал.

* * *

Два дня он прожил в бункере, подолгу лежал в просторном помещении, служившем спальней, смотрел в потолок.

«Союзники» лежали вповалку прямо на полу. На стене висел огромный портрет Костенко в военной форме.

Иногда Саша вытаскивал из кармана мобильный, смотрел на него. Хотелось, конечно, поверить в то, что это Яна специально дала телефон — чтобы позвонить Саше… позвать его куда-нибудь…

Никто не звонил. Ни Яна, ни Матвей не появлялись. О Негативе ничего не было слышно. Черт знает, где он.

В третью ночь проснулся от странного озноба. Пошел попил водички из-под крана, умылся, покурил с дежурным.

Откуда-то из недр «сакральной» выбрел раздетый по пояс, в белых и чистых подштаниках, тонкий, но жилистый, с отчего-то черными сосками и длинной царапиной на красивой спине Костя Соловый.

— Член партии имеет право на использование служебных помещений под половые акты, если в результате могут появиться дети, — сообщил он дежурному.

Минут десять спустя Костя Соловый выбрел уже одетый, вертя в руках ключи от машины.

— Член партии имеет право катать женщин на красных партийных машинах ручной сборки и на других машинах, — сказал он уверенно. — Член партии имеет право не работать и находиться на иждивении у женщины, — добавил он, подумав. — Если член партии проживает у женщины с детьми, он имеет право съедать продукты, приготовленные для детей.

И уехал. Дежурный прикрыл за Костей дверь, посмеиваясь.

Поговорили о чем-то — Саша сам, первый, заговорил, чтобы не думать о Негативе.

Чайку заварили. Дежурным оказался парень с Украины, приехавший в Москву, чтобы вступить в «Союз…», — ласковоглазый, с правильными чертами лица, нежным выговором. Саша вообще очень часто встречал среди «союзников» ребят душевных, добрых — в самом простом смысле этого слова. Вообще, казалось бы, не склонных к агрессии…

Отчего вместе они были так злы?

«Нет, понятно, отчего», — думал Саша, для злобы было множество причин. Но удивительным казалось то, что соединение энергетик со знаком «плюс» всегда было чревато взрывом, выплеском бешеных энергий.

Подумал, сказать ли об этом парню-хохлу, и не сказал, поленился.

Они перебрасывались словечками, перешучивались вполголоса, улыбаясь тихо, и чай прихлебывали.

И когда Саша, уже под утро, снова отправился спать, в голове его, теплое и легкое, оставалось ощущение этого незатейливого разговора, и с этим ощущением он задремал.

Проснулся в хорошем настроении, вышел из духоты на улицу. Стоял, жмурясь. Полез в карман за смятой пачкой сигарет.

Неожиданно и быстро, всего за несколько минут — Саша даже не успел докурить, — прошел дождь, тихий, мягко прошуршавший, веселый и нежный, будто четырехлетний мальчик проехал мимо на велосипеде.