Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

И тогда генерал-полицеймейстер, гроза ночного Санктпетербурга, резко повернулся и вышел, отбросив портьеру. Слышно было, как на крыльце его приветствовал гайдук:

Счастливо повеселились, господин матрос!

Но чаемой полушки в ладонь Весельчак так и не получил .

Потом послышался шорох в кустах на совсем уже темной улице. Это снимались со своих постов и уходили клевреты Девиера. Зизанья принесла свечи и ушла. Маркиза села перед зеркальцем.

Вдруг она почувствовала спиной, что в горнице еще кто-то есть.

Повернулась и увидела, что вновь светлейший. Громадный, головой под потолок, он прислушивался к тому, что делалось в доме.

- Ваша светлость! - вскочила маркиза, готовая ко всему.

- Отвори все-таки свою скрыню, попросил светлейший.

Маркиза безропотно откинула фальшивый замок. подняла тяжелую крышку. Меншиков молча смотрел в пропахшее рухлядью чрево сундука.

- Но кто же все-таки у тебя был... Кто был, сознавайся!

- Генерал-полицеймейстер господин Девиер, - честно ответила маркиза.

- Ох. Софья! - схватился Меншиков за виски. - Погубишь ты когда-нибудь свою забубенную голову!

Маркиза позвала Зизанью и стала предлагать светлейшему закусить, отдохнуть, развлечься. Но он отказался.

- Вот что. Ты не подумай взаправду, будто я возвратился, чтобы отлавливать твоих ухажеров. У меня есть важнейшее дело, забыл тебе тогда сказать.

Он огляделся, чтобы удостовериться, что их никто не слышит. Ефиопка была не в счет.

- Послушай, Софья... У тебя, кажется, есть кладовка или чулан с решеткой. Покойный государь строил этот дом любимцу токарю как образцовый, а во всех таких домах предусматривался карцер для слуг.

Маркиза подтвердила, что таковой чулан у нее имеется и дверь там обита железом. И время от времени она туда сажает из слуг, кто хватит лишку.

- Вот, вот! - обрадовался Меншиков. - Везу я с собой одного человека, пусть у тебя побудет под крепким затвором.

Маркиза последовала за ним вниз и видела, как княжеские кучера пронесли кого-то, обвязанного веревками, словно куль.

- Завтра я его заберу, - обещал Меншиков. - А ключ, не прогневайся, я тебе не оставлю. И вот что: ты философский тот камень никому не отдавай, слышишь?

Прижав руки к груди, она хотела поклясться, что никакого камня... Но светлейший уже взобрался в повозку и был таков.

10

- Бумаги мне, бумаги! - требовал Сербан, схватив у Цыцурина гусиное перо. У кого есть хоть клочок гербовой бумаги, чтоб я мог написать вексель?

Он проиграл Евмолпу Холявину сто пятьдесят рублей и желал выдать по всей форме вексель. Схватил у брата фляжку, но она была пуста.

- Евмолп, голубчик, - умолял Антиох, растолкуй этому безумцу, что вы играли в шутку!

- Почему это в шутку? - не соглашался Холявин. - Фортуна повернулась ко мне передом, какая тут шутка?

- Но откуда ему взять такие деньги?

- Не мое дело, - подбоченился Евмолп. - Пусть не садится за игру, коль он такой сосунок!

- Сосунок! - возмутился Сербан, распушая усы. - Эй, Камараш, Камараш! Где мой слуга? Камараш, принеси немедленно шпагу, она внизу в стойке стоит!

- Камараш, принеси и мою шпагу! - крикнул Холя-вин и от волнения сплюнул.

- Не плюй на паркет! - не удержался Сербан. - Свинья!

- Как ты сказал? Кто свинья?

Антиох метался от одного спорщика к другому, Рафалович хохотал, ударяя в ладоши. Цыцурин, клавесинист Кика, буфетчик - все сошлись посмотреть, как ссорятся преображенцы.

Вмешалась маркиза, велела унести шпаги. Часы на большом камине пробили полночь.

Она увела Холявина к себе под арку, стала уговаривать отказаться от выигрыша. Ведь князь Сербан беднее, чем церковная мышь. После кончины старого князя мачеха отсудила у его детей все наследство. И теперь юная княжна Кантемир вынуждена продать своих горничных, сама себе фантанж навивает.

- А у моей матушки вообще прислуги нету, - упрямился Евмолп. - Сама стряпает, сама стирает, хоть и дворянка столбовая. Пусть тогда за этот долг Сербан мне княжеский титул отдаст!

Зрители за распахнутой портьерой ахнули от такого требования. Антиох же сказал:

- Дался вам этот княжеский титул! Все люди равны. Первый человек вон, Адам, тот князей не родил. Одно его чадо землю пахало, другое скотину пасло.

- Ты зубы не заговаривай, пиита российский! - крикнул Евмолп. - Пусть он вексель, как положено, намарает!

Обстановка накалялась.

И тут маркиза Лена заметила, что втихомолку ликующий граф Рафалович подозвал к себе горбатого Кику и что-то ему шепнул. Кика опрометью кинулся вниз и возвратился со шпагами преображенцев.

- Как вы смеете здесь распоряжаться! - напустилась она на Рафаловича. Но было уже поздно. Клинки звенели, зрители шарахались, освобождая пространство.

Холявин с яростью напал на своего прежнего друга, теснил его к лестничной площадке. Но тот, несмотря на свою янычарскую внешность, был более хладнокровен и рассудителен. Публика уже дважды вскрикивала по поводу того, что шпага старшего Кантемира коснулась груди Евмолпа.