Санньяса или Зов пустыни

Он идёт, куда пожелает, бессмертный,

Золотой Пуруша, единственный Хамса…

Некоторые видят сад его наслаждений,

Но его самого никто не способен узреть.

(Брихадараньяка Упанишада

, 4.3.12, 14)[95]

Он вышел за пределы царства знаков, и его роль в мире — напоминать всем и каждому, что «свершилось» (τετέλεσται[96], Ин. 19:30), что время притч прошло (Ин. 16:25), что тень уступила место реальности (Евр. 10:1). И речь здесь не о том, что некий новый обряд сменил старый, но о том, что все знаки и обряды после перехода «за завесу» (Евр. 10:20) остались в прошлом. Единственная и окончательная жертва Христа положила конец всем обрядам, ибо ничто более не должно быть исполнено или обретено (Евр. 10:14). Всем своим существом монах свидетельствует, что ἔσχατον, «последние времена», уже здесь (Ин. 4:23, 5:25; ср. также 1 Кор. 10:11).

И символизирует эту истину не столько монах, живущий в общине, сколько отшельник, чьё общение с братьями находится уже не на уровне знаков в видимом сообществе людей, но уровне адвайты Духа, где он более никого не воспринимает как «иного» по отношению к самому себе. И потому ни общество, ни даже религиозная община не могут устанавливать законы для отшельников. Лучшее, что они могут сделать, — это признать их право быть «самими собой» (именно признать, а не наделить этим правом) и публично поддержать их исход из мира. Общество не может навязывать им что‑либо — оно лишь может передать их Духу, как Индра, согласно Брихадараньяка Упанишаде (3.3[97]), передаёт благородные души Ваю, Ветру‑Духу (Ваю есть πνεῦμα[98]). И так же ни один отшельник не должен рассчитывать на ритуальную дикшу, если получает её с целью потребовать для себя те или иные права, даже право быть свободным. Не дикша наделяет его свободой. Ибо любой, кто хвалится своей свободой, уже потерял её; такой «обладатель» свободы вновь низошёл на уровень двандв и оказался во власти закона. Свобода — плод внутреннего пробуждения, и она не может быть никем дарована. Поистине она акрита, нетварна, и не может быть результатом никаких действий, обрядов или наставлений. Она спонтанно обретается в глубинах сердца, в гухе(пещере), где пребывает лишь Дух.

Несомненно также то, что христианский мистик вместе с Иисусом проходит сквозь завесу плоти, которая есть не что иное, как тело Иисуса. Через смерть он преодолевает смерть и вновь обнаруживает себя живым со Христом в жизни, которая просто ЕСТЬ, которую невозможно определить, которая находится за пределами всех категорий и о которой, потому, нельзя сказать, что у неё есть начало или конец (ср. Катха Упанишада, 2.18[99]). Христос, воскресший из мертвых, был свободен от любых конкретных знаков; Он проявлялся любым способом, каким бы ни пожелал, но всегда позволяя ученикам осознать своё присутствие. Индусская традиция утверждает, что гуру лишь тогда воспринимается как истинный и высший гуру, когда ученик более не отделяет себя от собственной внутренней Тайны, когда нет более «ни гуру, ни ученика». Так же и Иисуса Садгуру (Истинного Гуру), можно познать таким, каков Он подлинно есть, лишь когда исчезнет принятый Им облик, как это произошло пасхальной ночью, в которую Он явился двум ученикам по дороге в Эммаус[100]. Подобным образом, лишь когда пророк Илия был взят от своего ученика Елисея на огненной колеснице — тому был дарован Дух[101]. Дух, имя которому Ветер, ничем не ограничен; его лока — акаша, бесконечное пространство, как в сердце, так и во Вселенной. Дух, имя которому Огонь, испепеляет всё, что приближается к Нему. Истинное «крещение Духом» есть погружение в огонь, выход за пределы всех миров, всех форм и всех имён. Там осознаётся лишь сам Дух. В осознании Духа осознаётся Иисус; в осознании Иисуса человек, наконец, обретает своё истинное Я. И тогда остаётся лишь гуха, пещера сердца, Безмолвие Отца, экам эва адвитийям, Единого без второго.

IV. Отречение от отречения. (Туриятита)