Санта действительно существует?

Эта точка зрения в более философской, диалектической форме лежит в основе школы буддистов махаяны, известной как Мадхъямака. Она была основана философом, алхимиком и йогом Нагарджуной, который якобы узнал свою философию от змееподобных нагов на дне океана. (Интересно, что в то время как в истории об Эдемском саду змей становится источником понимания того, что отделяет нас от реальности, в мифе о Нагарджуне змеи — отличные ребята.) Волшебные змеи показывают, как все, с чем мы имеем дело, в действительности очищается от любого независимого состояния.

Сказанное выше относится и к нам, и к тому, что мы хотим получить или чего стремимся избежать. Это шуния — пустота собственной природы. И она появляется только в контексте: цветок есть цветок только потому, что он становится плодом, плод есть плод только потому, что он полон семян, семена есть семена только потому, что из них вырастает трава, трава есть трава только потому, что на ней появляются цветы. Нельзя ничего определенного сказать о высшей реальности. Тем не менее Мадхъямака различает две истины: условную истину, также известную как рыночная, и абсолютную истину. Итак, давайте зададимся вопросом: «Пуста ли сама пустота?» Утверждение «Ничто не существует» — это абсолютная истина или все-таки условная?

Запишите свой ответ до того, как продолжите чтение.

Если вы предположили, что, в соответствии с Мадхъямакой, истина существования абсолютна, — вы ошибаетесь. Потому что все — пустота, и пустота — тоже пустота. Потому что языком невозможно выразить высшую реальность, и даже утверждением «языком невозможно выразить высшую реальность» ее нельзя выразить. Различие между условной и абсолютной истиной есть условная истина. Мадхъямака предлагает нам движение по кругу, которое приводит нас туда, откуда мы начали.

Подобный парадокс существует и у даосов. В Дао дэ цзин, основополагающем тексте даосизма, Лао-цзы утверждает: «Тот, кто знает, — не говорит, а тот, кто говорит, — не знает». Следовательно, Лао-цзы не знал — но он основал даосизм. Китайский философ Ту Вэймин как-то заявил, что Конфуций был лучшим даосом, потому что он учил, как люди могут ужиться в обществе, и, следуя изречению Лао-цзы, ничего не сказал про даосизм. Конечно, Ту Вэймин был конфуцианцем.

Как все, о чем я только что рассказывал, связано с Санта-Клаусом?

Это один из возможных подходов: сказать, что Санта-Клаус и все то, во что мы верим в Америке, — личность, любовь, смерть, наука — явления одной природы. Ничего этого не существует на самом деле. А если мы посмотрим на Санту сквозь призму диалектики Мадхъямаки, мы в конце концов в каком-то смысле поверим в него. Мы не будем привязаны к нему, но мы сможем использовать его по своему усмотрению. Наше отношение к Санте будет чем-то сродни мировоззрению тибетцев, практикующих божественную йогу. Они сначала осознают, что все свободно от материи, а затем представляют себя тантрическими божествами: красочными, хорошо одетыми сексуальными сущностями с несколькими головами и руками, полными оружия для спасения людей.

Таким образом, мы могли бы медитировать на Санта-Клауса, закрыв глаза и пытаясь получить его опыт.

Мы могли бы повторять его имя снова и снова: «Санта, Санта, Санта, Санта…» — такая практика называется джапа-йога.

Мы могли бы искать прибежище в храмах Санты, полных его статуй, и слушать лекции на Северном полюсе.

При этом нам не пришлось бы беспокоиться о том, существует он или нет, потому что парадокс заключается в самих особенностях реальности. Перефразируя Нагарджуну, можно сказать:

Неправда, что Санта-Клаус существует.

Неправда, что Санта-Клаус не существует.

Неправда, что Санта-Клаус ни не существует, ни существует.

Неправда, что Санта-Клаус одновременно и существует, и не существует.

И сказанное было бы правдой! Капля катится к сияющему морю.

Глава 6

Я делаю, и я не делаю

Какого типа возмущения будет испытывать капля, скатывающаяся в сияющее море?