Сантименты

Но стоп-машина! Это слишком!

Да, мы, действительно, отсюда,

мы в этот класс неслись вприпрыжку,

из этой хавали посуды,

да, мы топтали эту зону,

мы эти шмотки надевали, вот эти самые гандоны

мы в час свиданья разорвали,

мы все баклуши перебили, мы всё в бирюльки проиграли... Кондуктор, не спеши, мудила, притормози лаптею, фраер!

Ведь там, под габардином, все же, там, под бостоном и ватином, сердца у нас, скажи, Сережа, хранили преданность Святыням!

Ведь мы же как-никак питомцы с тобой не только Общепита, мы ж, ёксель-моксель, дети солнца, ведь с нами музы и хариты,

Феб светозарный, песнь Орфея, — они нас воспитали тоже!

И, не теряясь, не робея,

мы в новый день войдем, Сережа!

Бог Нахтигаль нам даст по праву тираж Шенье иль Гумилева, по праву, а не на халяву, по сказанному нами слову!

Нет, все мы не умрем. От тлена хоть кто-то убежит, Сережа!

«Рассказ» твой строгий — непременно, и я, и я, быть может, тоже!

Мы ж сохранили в катакомбах завет священный Аполлона, несли мы в дол советский оба огонь с вершины Геликона!

И мы приветствуем свободу, и навострили наши лиры, чтоб петь свободному народу, чтоб нас любили и хвалили.

С «Памира» пачки ты нисходишь, с «Казбека» пачки уношусь я, и, «Беломор» минуя с ходу, глядим мы на «Прибой». Бушуй же!

Давай, свободная стихия!

Мы вырвались!.. Куда же ныне мы путь направим?.. Ах, какие подвижки в наших палестинах!

Там, где сияла раньше «Слава КПСС», там «Кока-кола» горит над хмурою державой, над дискотекой развеселой.

Мы скажем бодро: «Здравствуй, племя младое, как румяный персик, нью дженерэйшен, поколенье, навеки выбравшее «Пепси»!

Ты накачаешься сначала,

я вставлю зубы поприличней.

В коммерческом телеканале

мы выступим с тобой отлично.

Ну, скажем, ты читаешь «Стансы» весь в коже, а на заднем плане я с группой герлс танцую танец под музыку из фильма «Лайнер».

Кадр следующий — мы несемся на мотоциклах иль на яхте.

Потом реклама — «Панасоник».

Потом мы по экрану трахнем

тяжелым чем-нибудь... Довольно. Пойдем-ка по библиотекам!

Там будет нам светло и вольно, уж там-то нас не встретят смехом.

Там по одежке нас встречает старушка злобная шипеньем.

И по уму нас провожают пинком за наши песнопенья.

Там нашу зыбкую музыку заносит в формуляры скука.

Медведь духовности великой там наступает всем на ухо.

Там под духовностью пудовой затих навек вертлявый Пушкин, поник он головой садовой — ни моря, ни степей, ни кружки.

Он ужимается в эпиграф, забит, замызган, зафарцован, не помесь обезьяны с тигром, а смесь Самойлова с Рубцовым.

Бежим скорей!.. И снова гвалтом нас встретит очередь в «Макдональдс», «Интересуетесь поп-артом?» —

Арбат подвалит беспардонный.

И эротические шоу такие нам покажут дива — куда там бедному Баркову с его купчихой похотливой!

Шварцнеггер выйдет нам навстречу, и мы застынем холодея.

Что наши выспренные речи пред этим торсом, этой шеей?

И в общем-целом, как ни странно, в бараке мы уместней были, чем в этом баре разливанном, на конкурсе мисс Чернобыля...

И ничего не остается,

лишь угль пылающий, чадящий.

Все чертовым жерлом пожрется.

В грядущем, прошлом, настоящем

нам места нет... Проходят съезды. Растут преступность, цены, дети... Нет, не пустует свято место — его заполонили черти.

Но если птичку голосисту сдавили грубой пятернею, посмей хоть пикнуть вместо свисту! Успей же, спой же, Бог с тобою!

Жрецам гармонии не можно пленяться суетой, Серега.

Пусть бенкендорфно здесь и тошно, но все равно — побойся Бога!

Пой! Худо-бедно, как попало, как Бог нам положил на душу!

Жрецам гармоньи не пристало безумной черни клики слушать.

Давай, давай! Начнем сначала.

Не придирайся только к рифмам.

Рассказ пленительный, печальный, ложноклассические ритмы.

Вот осень. Вот зима. Вот лето.

Вот день. Вот ночь. Вот Смерть с косою. Вот мутная клубится Лета.

Ничто не ново под луною.

Как древле Арион на бреге, мы сушим лиры. В матюгальник кричит осводовец. С разбега ныряет мальчик. И купальник

у этой девушки настолько открыт, что лучше бы, Сережа, перевернуться на животик...

Мы тоже, я клянусь, мы тоже...

УСАДЬБА

Теперь я живу дома, я хозяйка, и ты не поверишь, какое это мне истинное наслаждение. Я тотчас привыкла к деревенской жизни, и мне вовсе не странно отсутствие роскоши. Деревня наша очень мила. Старинный дом на горе, сад, озеро, кругом сосновые леса, все это осенью и зимою немного печально, но зато весной и летом должно казаться земным раем. Соседей у нас мало, и я еще ни с кем не виделась. Уединение мне нравится на самом деле, как в элегиях твоего Ламартина.

А.С.Пушкин

Ну, слава Богу, Александр Викентьич!

Насилу дождались! Здорово, брат!..