Сантрелья

— Слава Аллаху! — воскликнул в ответ Святогор, приблизился и заключил меня в объятия. — Боже, ты вся дрожишь? — Он тронул губами мой лоб и скользнул по лицу и шее. — Да ты вся горишь! Где Николай?

— Я здесь, — Коля подошел к нам и, кивнув на меня, подтвердил: — Она заболевает. Где ты был? — В голосе его звучал упрек.

— Я все расскажу по пути, а сейчас быстрее. Потайной выход на холм находится недалеко отсюда. Именно там и спрятан наш караван.

— Мы будем путешествовать на верблюдах? — попыталась сострить я.

Святогор ласково потрепал меня по плечу, улыбнулся, оценив шутку, и ответил:

— Верблюды не верблюды, а скорость нашего передвижения вряд ли будет быстрее, чем у каравана.

Мы поднялись на самую верхнюю террасу и оглянулись на лежащий у ног дворец. Луна освещала содеянное людьми. Сначала люди сотворили чудо — волшебный город-дворец с райскими садами и райскими животными. Затем люди же сотворили насилие над своим же созданием. В фонтанах плавали трупы, и багряный отсвет воды леденил душу. Беспорядочно бродили по парку брошенные без присмотра кони. Дымились павильоны. Отовсюду доносились стоны, визг и пьяный смех. Журчание воды было печальным и тоскливым, а освещавшиеся лунным светом прелестные очертания дворца: его изящные колонны и изысканные капители, — выглядели унылыми и поруганными.

— Варварство, — вздохнул Святогор.

Мы юркнули в замаскированный кустарником лаз в крепостной стене.

— А где Хишам? — поинтересовался Николай.

— Он у берберов. Под их защитой.

— Как тебе удалось спасти его? — спросила я.

— Я напомнил Фариду, что именно при Хишаме берберы стали пользоваться особым уважением среди войска. Я напомнил ему, что именно Хишам передал власть Санчолю, а люди из отряда Фарида называли себя мстителями за гибель Санчуэло, значит, Хишам — для них такой же халиф. Фарид усмехнулся в ответ на мои слова, но согласился с моими доводами.

— А Назир? — опасаясь услышать правду, которую мы и так подозревали, все же задала я вопрос.

— Он защищал Хишама. Когда необходимость в защите отпала, берберы, было, отпустили его. Но потом…

— Мы все видели. Зачем?

— На мое негодование, он, смеясь, ответил, что Назир не халиф.

— А Фарид простил тебя? — полюбопытствовал Николай.

— Когда-то в войске Аль-Мансура мы с ним очень дружили. Он верит мне. Я сказал ему, что вернулся в Толайтолу, как и обещал, через три дня, но его отряда уже не застал. Я гнал, дескать, коня до самой Кордовы и нашел его уже в Мадинат Аль-Сахре.

— Назир погиб? — робко уточнила я.

— Да, — грустно покачал головой Святогор. — Но он знал, что погибнет. Некое пророчество, по его словам, предрекало ему гибель в день, когда будет спасена святыня.

— И он помогал нам?! — поразился Николай.

— Он с детства готовился к этой миссии, он жил с этим знанием всю жизнь.

— Какой ужас! — воскликнула я.

В густых зарослях мы нашли наших лошадей и повозку, запряженную мулом. Сухая трава застилала ее дно, а траву покрывали мягкие, теплые ковры. Святогор настоял, чтобы я устроилась в повозке, и укутал меня коврами.

— Как же тебе удалось вырваться? — не унималась я.

— Я отвел Хишама, по приказу Фарида, в павильон, где уже расположился штаб берберов, и поместил его под их опеку. Сам же я должен был вернуться к Фариду и присоединиться к его маленькому отряду. Я и вернулся. Только присоединился к нашему маленькому отряду.

— Так Хишам нужен всем живым? — размышлял Николай.

— Точно, — согласился Святогор, — пока халиф жив, он — знамя борьбы за власть. Сейчас берберы выступили на стороне Сулеймана, полагая, что Хишам мертв. Но с живым Хишамом, они могут поднять свое собственное восстание.

Итак, мы отправились в обратный путь. Дорога от Аструм Санктум до Кордовы заняла у нас чуть больше недели, возвращение в замок дона Ордоньо затянулось почти на три. "Караван" наш, как окрестил нашу процессию Святогор, состоял из трех коней и мула с повозкой и передвигался очень медленно с частыми остановками. По возможности мы старались находиться в пути в темное время суток.

Однако путь этот почти не отложился в моей памяти, потому что я совсем разболелась. Святогор отпаивал меня своими снадобьями, и я тряслась в повозке, укрытая теплыми коврами, в полузабытьи.

Осень вступала в свои права даже в Андалусии. А на горных перевалах прохлада давно сменилась холодом. Из-за обострения моей болезни мы на несколько дней задержались у нашего старого доброго отшельника Гайлана, который строго-настрого запретил мне продолжать путешествие в таком состоянии. Старик хорошо разбирался в арабской медицине, к тому же его коллекция трав оказалась гораздо богаче того, что захватил с собой в дорогу Святогор. И мой возлюбленный покорно вручил меня стараниям мудрого араба. Как смиренный ученик, он позволял себе лишь учтиво справляться у учителя о состоянии моего здоровья, а по ночам исполнял роль добровольной сиделки. Когда он спал, я не знаю, потому что, приходя в себя посреди ночи, я всегда обнаруживала его рядом. Коля тоже не на шутку тревожился и, когда я бодрствовала, подходил ко мне и с шутливым упреком говорил: