Сантрелья

Все это время Святогор стоял, молча и сосредоточенно глядя в окно. Внезапно он встрепенулся и подался за владельцем замка:

— Дон Ордоньо, ваша милость, мне необходимо поговорить с вами. Наедине.

— Я слушаю тебя, Сакромонт, — откликнулся тот, и оба вышли из комнаты.

Глава сорок третья ПЕРЕД ВЫБОРОМ

Поймал ли тебя?

Не знаю,

Тебя ли поймал, пушинка,

Или держу твою тень.

Хуан Рамон Хименес (1881–1958) /выдающийся испанский поэт/

Мы с братом получили, наконец, долгожданный отдых. Сулейман заботливо ухаживал за нами: накормил нас, приготовил нам "ванну", чтобы мы помылись с дороги. После этого мы немного вздремнули.

Когда мы проснулись, Святогор уже вернулся. Был он необычайно задумчив и молчалив. Мне померещилось даже, что он сердится на меня за что-то. Он садился рядом со мной, будто невзначай касался меня, но старался не смотреть в мою сторону. Это ему плохо удавалось, и, поймав его взгляд, полный боли и упрека, я отважилась спросить:

— Ты сердишься на меня? Может, я случайно обидела тебя?

— Что ты, ладушко! — взгляд его потеплел. Он протянул мне руки. Я судорожно схватила их и прижала к губам, опустила лицо в его ладони. Он осторожно освободил руки, поднял мое лицо за подбородок и долго, не отрываясь, смотрел на меня. Он порывисто прижал меня к груди и стал шептать мне какие-то нежные слова на древнерусском языке.

Вечером я облачилась в европейское средневековое платье, подаренное мне еще Беренгарией. Коля же получил свой наряд от Святогора, и потому они оба являли собой странное зрелище: два белокурых араба в христианском замке.

Дон Ордоньо вновь усадил меня рядом с собой, как прежде, в первые дни мои в замке. По другую мою руку он посадил Святогора. С просьбой что-нибудь спеть ко мне обратилась Беренгария, и я восприняла это как попытку напомнить о нашей былой дружбе и без колебаний согласилась. Я давно простила эту наивную, но добрую девушку. Я спела грустную песню "Друзья уходят как-то невзначай", вместив в нее двойной смысл печали того дня: и смерть падре Ансельмо, и расставание с этими людьми, причем расставание навсегда.

Поздно вечером Святогор тщательно запер дверь в своих покоях на засов и заговорщическим шепотом объявил, что настал час, когда святыня обретет свое место на ближайшие несколько веков. Вчетвером — Святогор, Сулейман, Николай и я — мы обернули священный камень покрывалами, чтобы в целости и сохранности доставить его на место, и шагнули в замаскированное стеной подземелье. Камень был тяжелым, и нести его вчетвером было несподручно. Но одному или двоим поднять его было бы не под силу, и мы, преодолевая тяжесть и неудобство, осторожно ступали вниз по лестнице, а затем свернули под лестницу и по узкому коридору добрались до тайного святилища Святогора. Сработал секретный механизм, и массивная каменная дверь впустила нас в этот необычный храм нескольких религий. Дверь за нами закрылась, и хозяин этого храма зажег свечи и настенные факелы.

— Здесь я оставлю этот древний камень, Николай, — промолвил он. — Надеюсь, никто, кроме меня и Сулеймана, не догадывается о существовании моего святилища. Сулейман же никогда меня не выдаст.

— Как же я попаду сюда, ведь святилище так замаскировано, что его ни за что не обнаружить и не открыть в темном подземелье? — спросил Коля.

— Пойдем, я покажу тебе, как открывается вход в мой храм, — позвал Колю Святогор, оставив меня с Сулейманом среди икон и идолов.

— А мне нельзя посмотреть? — обиделась я.

— Я бы не хотел…, — начал Святогор, но Коля перебил его:

— А, по-моему, лучше нам обоим знать об этом, на всякий случай.

Святогор нехотя согласился, но стоило нам приблизиться к двери, как Сулейман окликнул меня, и я обернулась на его зов. Дверь уже открылась, а мужчины вышли в подземный коридор. Я думала еще успеть взглянуть на действие двери снаружи, но Сулейман попросил меня помочь ему устроить святыню на небольшом каменном постаменте. И я так и не проникла в секрет потайной двери.

Поведение Святогора удивило и расстроило меня. Он казался отчужденным и, несмотря на то, что был предупредительно внимателен, держался, будто на расстоянии, опасаясь подпускать меня ближе. И я боялась, действительно боялась преодолеть воздвигнутый им невидимый барьер. Возможно, он понемногу отучал себя от моей персоны, пытался обходиться без меня. Но я еще была здесь, и моя душа тянулась к нему, и все мое существо кричало о необходимости быть с ним, пока я здесь.

Утром мы все присутствовали на отпевании падре Ансельмо в домовой церкви. Оттуда гроб с телом святого отца пронесли через двор замка, и небольшая процессия, часть которой мы составляли, нырнула в нашу башню и сквозь уже известный нам выход близ казематов — в подземелье. В подземной часовне, где мы когда-то ожидали своего смертного часа, падре Эстебан прочитал последние молитвы, и вскоре святой отшельник нашел успокоение в подземном склепе замка.