Сапфир

А потом, словно спустился на сверкающем шаре с неба волшебник, из ниоткуда явился Том.

И Кэти будто подменили. Она бредила им, как бредят божеством-полубогом, молилась на него, тряслась возле него, постоянно повторяла: «Том, Том, Том… Том позвал меня на ужин… Он такой… удивительный… У Тома руки, как ковши экскаватора. Большие, красивые…»

Женщина не должна проваливаться в мужчину так, как провалилась Кэти, — нервничала, Лана, — та потонула в новом ухажере, словно в трясине, — не осталось на поверхности и пучка волос.

«Красивая ведь, удивительно эффектная, рыжая, длинноногая, грудастая. Почему не ценишь себя?»

Она задавала этот вопрос и вслух, но Кэти будто не слышала. Я? Удивлялась. Для себя она была обычной — серой мышью — не снаружи, но внутри, — а Том расчертил ее невзрачные будни яркими всполохами прожектеров.

— Он предложил нам съехаться!

И танец по комнате.

— На следующей неделе мы вместе едем на озеро Риолан!

Блестящие от предвкушения глаза.

— Мы будем вместе, Ланка. Вместе с ним навсегда-навсегда…

Трясущиеся руки, пятна на щеках и нервный флер, клубящаяся темными страхами аура — лишь бы что-нибудь не пошло не так, лишь бы не пошло.

Лана за Кэти боялась.

Беда грянула спустя месяц, когда в опустевшую квартирку возле школы вдруг привезли кучу картонных коробок.

— Он меня… выселил.

Кэти сидела посреди комнаты, смотрела на свои платья — рядом лежали статуэтка обнимающейся пары, магниты на холодильник с надписью «мой навсегда», фарфоровая кружка, блестящие туфли на высоком каблуке…

— Он собрал все мои вещи. Все до единой. Все. Даже пыль за мной…

— Кэти…

Она не слышала. Дрожащими руками перебирала открытки с плюшевыми мишками на лицевой стороне и рукописными признаниями в любви на внутренней, слепо сканировала фотографию, где они с Томом сфотографировались в парке, — оба нарядные, улыбчивые, красивые вместе.

— Все здесь… Даже пластиковые баночки для мочи новые. Я собиралась в больницу, сдавать анализы…

«Ты больна?» — хотела спросить Лана, но вместо этого ужаснулась:

— Даже контейнеры для мочи?

Только маньяк или совершенно больной человек, по ее мнению, мог столь скрупулезно отнестись к выбрасыванию вещей своей «бывшей». Больной или тот, кто хотел сильно наотмашь ударить.

— Да.

По щекам Кэти катились крупные слезы. Она снова стала для себя серой мышью.

В тот вечер она вернулась домой пьяной. Вопреки ожиданиям не ревела, не размазывала сопли, не зарывалась лицом в подушку. Шатающаяся, пахнувшая сигаретами и перегаром, Кэти вдруг стала мягкой снаружи, но стальной внутри — одеревенела от горя.

— Я отомщу ему…

Лана хлопала сонными глазами — за окном стемнело, с утра на занятия.

— За что? Люди сходятся, люди расходятся.

— Он говорил, что любит.

— И что?

— Но не доказал.

— А зачем доказывать?

Кэти слышала только саму себя — тот голос, что вещал внутри:

— Упрекал, что я постоянно ревную, что слежу за ним, что шагу не даю ступить. А я… Я не ревновала… Я просто хотела быть с ним — всегда, везде. Разве это плохо, когда любишь? Когда двое любят…

— Может, он не любил?

— Он мне врал. Мне.

Рыжие волосы, давно не видевшие плойки, качались в такт подрагивающей голове. В свете ночника Лана увидела, что два длинных розовых ногтя сломано, на остальных облупился лак.

— Кэт, оставь это. Переживется. Ты красивая…

— Контейнеры для мочи…

И следом горький смешок.

— Он больной. Некоторые мужики больные.

— Не хотел, чтобы я там осталась. Хоть как-то. Хоть что-то от меня. Козел… Я найду способ, слышишь? Я найду… Я любила и доказывала ему это, — по щекам сидящей на краю кровати Кэти вдруг полились тщательно сдерживаемые слезы. — А он говорил, что любил. И врал.

Вероятно, Том любил Кэти — ту Кэти, которая не была им одержима. Но она, к сожалению, была. Вляпалась в партнера так, что превратилась в тень, слилась и переплелась с ним, перестала ощущать, где свои органы, а где его. А Том потерю свободы ощутил.

Лане было жаль обоих.

Так иногда случается. Когда у одного занижена самооценка, а другой слишком красив и хорош, чтобы быть с тобой, когда кажется, что все слишком здорово, «чтобы быть правдой», придвигается край пропасти. Любовь — штука хитрая. Если у обоих она неоднородной консистенции, то химическая реакция выйдет не та, которую ждешь.

Кэти своей любовью отравилась. Не любовью — одержимостью.

Бледное лицо, неразговорчивость, потеря интереса к работе — все это было грустно, предсказуемо и понятно.

И когда спустя пару недель подруга вдруг ожила, Лана обрадовалась так, как радуются пришедшему после затяжных дождей теплу. Процесс заживления пошел! Скоро все наладится, и вновь появятся в жизни кафе, книги на двоих, румянец на щеках, новые видео уроки. А то ведь Лана соскучилась по общению, столько всего перелопатила, составила совершенно новую программу тренировок, а поделиться не с кем.

— Пойдем! — пригласила ее Кэти непонятно куда, без объяснений. — Я кое-кого нашла, познакомлю тебя.

— Пойдем, — радостно согласилась Лана.

Новый парень? Это хорошо, это даже лучше, чем она могла предполагать.

Но отыскала Кэти, как выяснилось, не парня…

* * *