Сара

— Хм-м, — неопределенно ответил я.

Прикрываясь ладонью, она зашептала мне прямо в ухо:

— Это самый крутой и зверский сутенер в Западной Виргинии. — В ее дыхании ощущался аммиачный перегар алкоголя. — Это мой кот. — Она торопливо отшатнулась, словно это сообщение должно было произвести на меня эффект разорвавшейся гранаты.

Мне тут же захотелось рассказать ей про Глэда. Ведь это Глэд был, на самом деле, самым крутым.

Я так же приставил ладони к ее уху, унизанному сережками и кольцами, как штора в ванной.

— А хочешь уйти от него? — конспиративно прошептал я.

Она снова отступила, поправила очки и потрясла головой:

— Ты что, спятила? — Это вырвалось у нее нечаянно громко.

— Некоторые шалавы совсем не умеют вести себя в обществе, — процедила одна из палестинских куколок.

— Да я у него на самом высоком счету, и к тому же Ле Люп влюблен в меня! — забормотала Пух. — Он делает для меня все, что я захочу! — С этими словами она развернулась ко мне спиной.

Мы замолчали, продолжая делать крошечные детские шажки в очереди, со скрипом продвигаясь к раззявленному каменному проему.

Деревья скрипели и щелкали вокруг, производя шум, который они издают с наступлением весны. Эти робкие звуки смешивались с доносившимся из бара гомоном мужских голосов дальнобойщиков и сутенеров. Очередь за мной выросла, там уже выстроились новые проститутки, и я стоял с достоинством, не озираясь на них. Пух же, напротив, оглядывалась на каждую новоприбывшую, и я надеялся, что она обратит внимание на мой гордый вид. Она же только скользила по мне взглядом, словно по неодушевленному предмету. Пух улыбалась им, подмигивала, но по лицу ее было заметно, что относятся к ней не особо дружелюбно — и это вселяло чувство уверенности, что я поступаю правильно. Она будто заискивала перед ними.

Внезапно в баре раскатисто грохнул выстрел, за которым последовал звон разбиваемых бутылок — очередная разборка? Ящериц сковало дурное предчувствие Все посмотрели в сторону бара, каждая небось испугалась: не ее ли сутенер ворвался, чтобы вырвать подопечную из очереди, словно осерчавший родитель, утаскивающий свое дитя с детской площадки. Но вместо этого послышался хриплый рев хозяина:

— Джентльмены, спокойствие, у нас случайно разрядился пистолет.

Этот голос погасил вспыхнувшую в баре панику, и очередь тоже расслабилась.

Я вглядывался в свет, бьющий сверху вниз. Нечаянно оступившись, я натолкнулся на соседку по очереди.

— Господи помилуй, — нашептывало это существо, когда я повернулся, чтобы извиниться. Глаза закатились: остались видны только белки и подведенные синие веки, дрожавшие точно выпавшее из формочки желе. Пальцы были судорожно растопырены.

— Блин! — фыркнула Пух. — Ну и видик.

Я подхихикнул, несколько натужно, и глаза ее вновь подозрительно прищурились.

— Мы почти подошли, — заметил я, указывая на вход в гробницу Священного Джакатопа.

Она мотнула головой.

— Наконец-то. Когда в баре пальнули, я уж подумала, Ле Люп за мной прикатил, пока не вызвали шерифа. И пусть меня повесят, если мы в самом деле попадем туда.

Я ощутил признательность, что она вот так, общается со мною на равных, наконец сняв бойкот.

— У тебя естественный цвет волос? — полюбопытствовала Пух, осторожно тронув мои светлые локоны, затем с отвращением дернула свои обесцвеченные лохмы платинового оттенка и бросила клок волос на землю. — Всегда завидовала натуральным блондинкам.

Тут она заметила, что я уставился на ее шевелюру. Издав звук, который может произвести орангутанг, растрепала волосы, обнажая пролысины.

Смущенно кашлянув, я заметил:

— Вообще-то и я не блондинка. В смысле — не альбинос.

В это момент по нам пальнули комком жеваной бумаги. Пух тут же встала на носки, чтобы рассмотреть, кто это шалит в конце очереди. Остальные ящерицы издевательски защелкали языками.

— Чего уставилась? — рыкнула на меня одна тоном, от которого заскребло на сердце, словно по нему проехались пилкой для ногтей.

Мы опять в полном безмолвии стали продвигаться ко входу. Пух то и дело оборачивалась ко мне, корча уморительные гримасы. Я невольно прыснул и тут же потупился, ожидая немедленного наказания за столь неприличное поведение, но тут же услышал, как все благоговейно заматюгались. Подняв глаза, я увидел светящуюся ауру Джакалопа из бара, до которого нам оставалось каких-то шесть футов, и зашептал точно то же самое.

Пух вступила в каменный проем, и, запнувшись на пороге, я чуть было не воткнулся лицом в ее задницу.

Многие владельцы баров тщетно пытались скопировать Священного Джакалопа, водружая его повыше и делая подсветку поэффектнее. Но это все равно что делать икону из комара, расплющенного на ветровом стекле, пользуясь случайным сходством, и что в биттер ни лей — он от этого не станет бренди.