Смотрю – бесподобно. Точно на экране огромного до облаков телевизора всё происходит. Не могу поверить – реальность ли это, а может быть киношные съёмки?! Странно… Сон… Явь… Всё смешалось в моём сознании. Гармонист, такой, будто нарисованный. А как играет! Как играет! Хочется, затаив дыхание, лежать, и смотреть, смотреть на это нечаянное диво. Откуда оно? Что за ним стоит? «Это, наверное, музыкальный мираж, – осеняет меня. – Ведь есть миражи в океане, в пустыне, а почему не быть миражу ещё и звуковому, этакой музыкальной пространственной галлюцинации?». Мой вопрос повис без ответа. Но вот громкость обволакивающей меня музыки стала уменьшаться и, наконец, сошла на нет. Будто растворились и исчезли и фигуры гармониста и девушек.
– Вот это да-а-а-а… – проговорил я. Долго не могу прийти в себя. Как-то ничего не укладывается в сознании. Я всегда считал себя неглупым человеком, но сейчас чувствую себя конченым глупцом. Мне нечего сказать самому себе. Я не могу объяснить случившееся.
Хочу встать на ноги, но не тут-то было. Боль в щиколотке, было поутихшая, когда я лежал, тут же дала о себе знать. Я понял, что ни на какой автобус я уже не успею, не ходок, а вот подумать о ночёвке стоит. Прежде всего, надо доковылять до поросшего деревьями оврага. Там можно соорудить небольшой шалашик и переждать ночь.
Потихоньку спускаюсь с холма и вижу – у оврага вахтовая будка стоит. К этой будке, край оврага стадо телят идёт. Я обрадовался. Оказывается здесь стадо на выпасе, а вон и пастухи мельтешат. Пока спускался с холма и тащился по лугу, засмеркалось. Рядом с будкой пастухов появились отблески костра. Медленно, кое-как перетаскивая ногу, приближаюсь к будке. Рядом с ней вижу недостроенный загон для телят. Белёсые колья загона и перекладины тускло мерцают в вечерней зыби.
Навстречу с лаем выскакивает лохматая собака. – Бутус! Фу! – доносится до меня молодой голос. – Не бойтесь, он не тронет. Только подойдёт, обнюхает и всё. Вы не шевелитесь – предупреждает меня голос.
Выполняю указание. Бутус обнюхивает мои ноги, колени и отходит в сторону. Пастухи не очень обращают на меня внимание. Они возятся с костром, который уже довольно сильно разгорелся, прикрепляют над ним котелок с водой. Видно готовятся что-то варить. Мы познакомились. Высокий, с неделю не бритый пастух, Степан, выделяется из всех своей рыжей бородой и огненной шевелюрой. Оказалось, что он балагур и весельчак. Другой пастух совсем молодой и смахивает на подростка – Гришка. Это он мне кричал. Гришка всё время улыбается, и его молодые усики-пушинки смешно двигаются. Выяснилось, что они здесь не одни. Есть ещё бригада строителей, сооружает загон для телят.
Вскоре к костру подошли двое строителей. Все разместились около костра, над которым булькает в котелке варево. Я присматриваюсь к присутствующим. Из строителей выделятся Иван Иваныч – тучный мужчина с большими на голове залысинами, пушистыми усами и добрым умным взглядом. Его напарник сел к костру боком и его лицо не очень видно. Это Пахом. Он часто кашляет, видно простужен.
– Ну и когда закончите городить? – спрашивает Пахома Степан.
– Вопрос не ко мне, – отвечает Пахом, – вон лучше бригадира спроси, – и кивает на Иван Иваныча.
– Завтра довяжем, – проговорил тот. Все расположились около костра.
Я посетовал на больную ногу.
– По болезням и травмам у нас Степан спец, – сказал Гришка и кивнул на рыжебородого. – Поможешь гостю?
– Это можно, – отозвался Степан. – Давай, кажи свою ногу, – проговорил он хрипло. Я стянул ботинок и носок. Степан осмотрел ступню, кое-где понажимал, отчего я несколько раз вскрикнул, затем широко, открыто улыбнулся и резко дёрнул стопу. Огненная боль пронзила ногу. Я вскрикнул и со стоном повалился набок. Когда боль немного утихла, услышал голос Степана:
– Я поначалу думал растяжение. С этим пришлось бы повозиться, а тут жилка за жилку зашла. Вот я и поправил. Боль скоро утихнет.
Боль действительно понемногу проходила и я вскоре почувствовал свою ногу совершенно здоровой. А потом был скромный ужин и долгий неприхотливый разговор, во время которого я и поведал собравшимся о слышанной мной загадочной музыке на холме. А вот о виденных мною гуляниях, умолчал, подумают, что у меня что-то не то с головой. Хотя потом об этом пожалел.
– Ты что, действительно музыку слышал с неба или из под земли? – спросил, обращаясь ко мне, немало сомневаясь, Гришка. Мой рассказ о саратовской гармошке и неведомом музыканте произвёл на него сильное впечатление.
– А ты подумал, что тебе враки рассказывают, – по доброму вставил Иван Иваныч и пригладил крохотную кучку волос меж залысинами.