Саша Чёрный

Над Фонтанкой сизо-серой
В старом добром Петербурге
В низких комнатах уютных
Расцветал «Сатирикон».
За окном пестрели барки
С белоствольными дровами.
А напротив Двор Апраксин
Подымал хоромы ввысь.

В низких комнатах уютных

Было шумно и привольно…
Сумасбродные рисунки
Разлеглись по всем столам.
На окне сидел художник
И калинкинское пиво,
Запрокинув кверху гриву.
С упоением сосал.

На диване два поэта.

Как беспечные кентавры.
Хохотали до упаду
Над какой-то ерундой…
Почтальон стоял у стойки
И посматривал тревожно
На огромные плакаты
С толстым дьяволом внутри.

Тихий крохотный издатель

Деликатного сложенья
Пробегал из кабинета.
Как испуганная мышь.
Кто-то в ванной лаял басом.
Кто-то резвыми ногами
За издателем помчался.
Чтоб аванс с него сорвать…

А в сторонке в кабинете

Грузный медленный Аркадий,
Наклонясь над грудой писем.
Почту свежую вскрывал:
Сотни диких графоманов
Изо всех уездных щелей
Насылали горы хлама —
Хлама в прозе и в стихах.

Ну и чушь! В зрачках хохлацких

Искры хитрые дрожали:
В первом ящике почтовом
Вздернет на кол — и аминь!
Четким почерком кудрявым
Плел он вязь, глаза прищурив,
И сифон с водой шипучей.
Чертыхаясь, осушал.

Ровно в полдень встанет. Баста!

Сатирическая банда.
Гулко топая ногами,
Вдоль Фонтанки шла за ним
К Чернышеву переулку…
Там в гостинице «Московской»
Можно вдосталь съесть и выпить.
Можно всласть похохотать.

Хвост прохожих возле сквера

Оборачивался в страхе.
Дети, бросив свой песочек,
В рот пихали кулачки:
Кто такие? Что за хохот?
Что за странные манеры?
Мексиканские ковбои?
Укротители зверей?..

А под аркой министерства

Околоточный знакомый.
Добродушно ухмыляясь,
К козырьку взносил ладонь:
«Как, Аркадий Тимофеич,
Драгоценное здоровье?»
— «Ничего, живем — не тужим…
До ста лет решил скрипеть!»

До ста лет, чудак, не дожил…

Разве мог он знать и чуять.
Что за молодостью дерзкой.
Словно бесы, налетят
Годы красного разгула.
Годы горького скитанья.
Засыпающие пеплом
Все веселые глаза…

1925

ПАСХА В ГАТЧИНЕ

А. И. Куприну