Саша Чёрный

Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, —
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас — осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, —

Смешна любовь напоказ!
Но всё ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки,

Кручу залихватски ус..
Я отдал ей всё: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу.

Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу.
Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею.

Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею.
Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,

И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу — газель.

Для нас уже нет двадцатого века,

И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека.
Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы.

Раскрылась створка дверей…
И Лиза уходит, потупив ресницы.
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги.

Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги.
И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,

Я все-таки должен сказать.
Что Лизе — три с половиною года…
Зачем нам правду скрывать?

1927

Париж

РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПОДЪЕЗДА «ЛЮТЕЦИИ»