А вот Марина и бабушка уже проснулись, возвращались от оврага, где у нас был оборудован туалет. Тут метров пятьдесят. Там не то что овраг, но низина солидная. Да ещё с кустиками, так что для туалета удобно, со стороны не видно. Накинув свою кожаную куртку, купленную ещё в Москве, всё же утром прохладно, я отошёл в сторону, к самодельному рукомойнику. Тот был пуст, поэтому, прихватив у деда канистру с остатками воды, налил в рукомойник, умыться нужно. Дед уже подвесил котелок над костром для чая. Сейчас Марина тоже умоется и будет жарить лепёшки, на которых уже руку набила. Кстати, она жаловалась, что одной сковороды ей мало, готовить приходится много.
А я занялся собаками. Что-что, а они – только моя обязанность, кормил я их сам. Старший у лаек кобель Волк, вожак, был псом отца, тот его растил, и ему он подчинялся, однако, как отец уехал, Волк стал постепенно слушаться меня. Слушался и раньше, но держался как-то обособленно, сегодня первая ночь, когда он спал у меня в ногах. Сейчас псы, немного возбуждённые, наблюдали, как я, накрошив им в миски остатки вчерашних лепёшек, заливаю их похлёбкой. Лайки сразу стали жадно есть, они всегда хотят есть, а я отнёс миску Шарику. Он был на привязи у моей телеги.
С лошадьми всё было в порядке, пока я собак кормил, дед проведал их. И мы с ним подхватили вёдра и направились к станции за водой. В принципе обычное утро обычного дня. Если воды рядом нет, чтобы свести лошадей на водопой, приходилось вот так ходить с вёдрами.
– Ни облачка, – осмотрев уже светлое небо, сказал я. – Вчера так морило, думал, дождь будет, а что-то не похоже.
– Не о том думаешь. Снова эти стервятники летать будут, как и вчера.
– Да я как раз о них и думаю, – пробормотал я, широким шагом шагая рядом с дедом и помахивая вёдрами. – Вчера весь день гудели, правда, разрывов бомб было не слышно… Стой!
Мы замерли, вслушиваясь. Вдали на грани слуха грохотало.
– Не слышу, – покачал дед головой. Он был немного глуховат, даже приходилось громче с ним разговаривать.
– Наверное, немцы снова прорвались и сильно продвинулись. Как бы уже сегодня они здесь не оказались. Вон, видишь, на станции какая суета? Похоже, эвакуация идёт. Тоже канонаду слышат и понимают, к чему это ведёт.
Когда немцы тут проходили, я не помнил, да и о таком городке, как Дно, только здесь услышал, да и когда его взяли, не знаю. Но надо поторопиться. Что-то очень не нравится мне эта канонада. Значит, немцы пошли на прорыв, раз уже на рассвете начали так бить.
Мы уже возвращались с полными водой вёдрами, когда я, в очередной раз обернувшись – ну не верилось мне, что местную железнодорожную станцию оставят в покое, – заметил в небе несколько точек.
– Дед, шевелись быстрее, немцы!
Мы недалеко успели уйти от станции, так что, когда загрохотали разрывы бомб, пришлось аккуратно поставить вёдра и лечь. Мы наблюдали, как под бомбами всё разлеталось и горело, бегали люди. Заработали зенитки. Одна из бомб рванула недалеко от нас, так что слегка расплескало воду.
Шесть бомбардировщиков, закончив свою работу, развернулись обратно.
– Ну что, встаём? – спросил дед.
В ушах ещё стоял звон, дед наверняка тоже оглушён, поэтому я не стал надрывать связки, лишь отрицательно покачал головой, когда он на меня посмотрел, и пальцем указал на две точки. Я такой финт уже однажды видел. Когда бомбардировщики сделают свою работу и улетают, два «охотника» барражируют в стороне. Выжившие под бомбами, убедившись, что немцы убрались, начинают вылезать из укрытий, и тогда эти «охотники» начинают расстреливать их. Бывает, жертв даже больше, чем от бомбёжки.
Я не ошибся, всё было, как я и предполагал. Убедившись, что люди стали выбираться из убежищ, два мессера пролетели на бреющем, расстреливая всех. Да ещё и мелкие бомбочки сбросили, зенитку накрыв.
Посмотрев, как мессера удаляются, я встал и стал отряхиваться. Рядом закряхтел дед.
– Всё, дед, пошли, теперь уже можно, улетели! – громко сказал я.
Тот тоже отряхнулся, и мы двинули к лагерю. Там уже тревожились, видели бомбёжку. Дед сразу отправился поить лошадей, а я налил воды в собачьи миски.
Бабушка с мамой не могли не заметить, что я вернулся смурной. И когда мы позавтракали, я поторопил всех собираться.
– Что-то случилось, Сашенька? – спросила бабушка.
Все даже замерли, ожидая, что я скажу.
– Немцы прорвались, думаю, к обеду уже здесь будут. Уходить нужно как можно быстрее. Готовьтесь к тому, что и ночью двигаться придётся. Больно уж рывок у них стремительный получился. Как бы не догнали, да ещё и не обогнали.
Все тут же засуетились, собираясь. Мы с дедом привели лошадей, впрягли их и, убедившись, что всё погружено, направились к дороге. Темп я взял высокий, благо движение сейчас слабое. Лайки первоначально сопровождали нас по бокам, но вскоре забрались в телегу, высунув языки. На обед задержались не на два часа, как обычно, а за час управились. Поели ложками консервы вприкуску с утренними лепёшками и только воду для чая вскипятили. Лошади за этот час успели отдохнуть и напиться из ручья, и мы запасы воды в канистрах пополнили.